Читать книгу - "Краткая история насекомых. Шестиногие хозяева планеты - Александр Храмов"

Налицо парадокс: у водных личинок гораздо больше шансов сохраниться в ископаемом состоянии, чем у сухопутных имаго, но при этом их никак не могут найти (рис. 10.4). Остается предположить, что изначально личинки многих типично водных групп насекомых жили вовсе не в воде, а на суше. В этой связи поучительно вспомнить историю изучения современной разнокрылой стрекозы Antipodophlebia asthenes, обитающей в Австралии. Местными энтомологами был пойман не один десяток взрослых особей этого вида, но они никак не могли найти его личинок. Год за годом ученые обшаривали заводи и прочесывали прибрежную растительность, но все впустую. «Момент эврики» настал, когда случайно выяснилось, что личинки этих стрекоз закапываются в опавшую листву и под поваленные стволы вдали от водоемов!^[242] Вдруг личинки древнейших стрекоз и ручейников поступали точно так же?^[243]

Почему насекомые начали колонизацию водной среды с таким запозданием? Может быть, все дело в неблагоприятных условиях? В каменноугольном периоде пресные водоемы были заболочены, завалены стволами древовидных папоротников и плаунов – казалось бы, не самое подходящее место для существ, которые делают первые шаги в воду. Но ведь в пресной воде, судя по ископаемым находкам, к тому времени уже успешно освоились другие группы членистоногих: ракоскорпионы, пигоцефаломорфы, жаброногие раки, а также вездесущие остракоды и конхостраки. Значит, жизнь там была вполне сносной. Возможно, причина кроется в том, что насекомые на первом этапе своей эволюции полностью утратили связь с водой, обитая в почве и на деревьях. Ракам было куда проще – они сразу двигались из морской воды в пресную без промежуточной остановки на суше. А вот насекомым пришлось осваиваться в водной среде заново – заново изобретать жабры, заново придумывать приспособления для плавания – отсюда и задержка.

* * *

Казахский Аральск когда-то был крупным портовым городом, но сейчас об этом напоминают только ржавые баржи посреди пустыни. Там, где еще полвека назад плескались волны Аральского моря, сейчас кружатся песчаные вихри. Вода сюда не доходит – ее перехватывают многочисленные каналы, построенные в советское время для орошения хлопковых полей в среднеазиатских республиках. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш назвал пересыхание Аральского моря, которое еще недавно было четвертым по площади озером на Земле, самой большой экологической катастрофой нашего времени. Но палеонтологов такой катастрофой не удивишь. Они-то знают, что в минувшие эпохи с лица Земли не раз исчезали целые озерные системы, причем в силу естественных причин.

В Забайкалье, Монголии и Северном Китае, в безводных пустынях и засушливых степях, на тысячи километров тянутся красноцветные толщи с отпечатками рыб и раковинами пресноводных моллюсков – все, что осталось от множества озер, существовавших здесь в мезозое. Их возникновение было связано с тепличным климатом, господствовавшим в ту эпоху: из-за высоких среднегодовых температур вода с поверхности океана активно испарялась и с дождями выпадала на континенты. Обширные внутренние водоемы стали раздольем для водных насекомых. Если в пермском периоде находки водных видов немногочисленны по сравнению с сухопутными, то начиная с юры ситуация меняется на противоположную. Водные насекомые становятся массовыми и фоновыми, будто кто-то вытряхнул их из мешка и равномерно рассыпал по поверхности континентальных отложений. Этот сдвиг называют мезозойской озерной революцией.

Так, в раннемеловом местонахождении Байса в Забайкалье на один квадратный метр породы приходится до 50 личинок водных жуков-коптоклавид (рис. 10.5), до 80 личинок поденок, до 180 личинок стрекоз, до 7000 взрослых и личинок комаров-хаоборид^[244]. Даже если считать, что часть из этих остатков – не сами личинки, а их линочные шкурки (а линять личинка стрекозы или поденки может до 20 раз за жизнь), масштаб все равно впечатляет. Многочисленные насекомые в сочетании с густым переплетением водорослей и прочей растительности, плававшей на поверхности, делали водоемы похожими на наваристый суп. Присмотритесь в середине лета к небольшому прудику, который никто не чистит, и вы увидите на его поверхности густые подушки из тины – в них барахтаются насекомые, головастики, улитки. В парниковом климате мезозоя, когда дожди шли чаще, а площадь озер была больше, чем сейчас, такие плавающие агрегаты из водорослей и водных насекомых представляли собой весьма доступный источник пищи. Есть предположение, что именно эта пища составляла основу рациона гигантских длинношеих динозавров-зауропод, таких как знаменитый диплодок.

Обычно зауропод представляют в роли жирафов: длинная шея якобы помогала им ощипывать высокие кроны деревьев. Но сходите в Палеонтологический музей и вглядитесь в их маленький череп и зубки, тонкие, как карандашики. Вот массивные зубные батареи большеголовых утконосых динозавров – другое дело, они идеально подходили для перетирания жестких растительных кормов. А диплодок сломал бы зубы о первую же ветку. Да и негде было в его непропорционально маленькой головке разместить мощную жевательную мускулатуру. Недавно было показано, что строение мускулатуры и связок не позволяло зауроподам держать шею в вертикальном положении – они лишь могли двигать ею влево-вправо^[245]. К тому же зауроподам потребовалось бы сердце размером с небольшой автомобиль, чтобы закачать кровь в голову, сидящую на вытянутой вверх шее.

И вот тут уместно вспомнить, что в начале XX в. большинство палеонтологов рассматривало зауропод в качестве водных или околоводных существ. Считалось, что они бродили вдоль береговой линии, погружая свои грузные тела в воду. Если это действительно так, то длинная шея зауропод была нужна им как приспособление для сбора водорослей и другой водной растительности. Стоя на мелководье, зауроподы могли дотянуться до участков, удаленных от берега, а также до дна и засосать в себя мягкие водоросли, особо не утруждаясь их пережевыванием. То есть шея служила диплодоку и его собратьям не стрелой подъемного крана, а шлангом пылесоса. А белковая пища в виде многочисленных водных насекомых хорошо дополняла нитчатые водоросли, позволяя этим гигантам прокормить себя^[246].