Читать книгу - "Сад богов - Джеральд Даррелл"

— А если это так и есть, — сказал Ларри. — Не вижу никаких оснований скрывать истину.

— Ты отлично понимаешь, что я подразумеваю, — твердо произнесла мама. — Ты не должен говорить такие вещи. Марго просто романтичная девушка. Это большая разница.

— Как хочешь, а только одно скажу, — продолжал Ларри: — когда у всех этих сучек, которых вы приволокли в дом, одновременно начнется течка, нелегко будет Марго состязаться с ними.

— Вот что, Ларри, довольно, — сказала мама. — И вообще, по-моему, не стоит за столом толковать о сексе.

Вскоре Марго вернулась из своего странствия — загорелая, бодрая и явно исцеленная от сердечного недуга. Она без конца говорила о своем путешествии, сопровождая рассказ красочным описанием встреченных ею людей, причем каждое такое описание заканчивалось одними и теми же словами: «И я сказала им, чтобы непременно навестили нас, если попадут на Корфу».

— Надеюсь, милая Марго, ты не всех подряд приглашала, — справлялась чуточку встревоженная мама.

— Конечно, не всех, — беспечно отзывалась Марго, кончив очередной рассказ, героем которого были греческий красавец моряк и его восемь братьев, также удостоенные радушного приглашения. — Я приглашала только интересных людей. Разве тебе не приятно будет встретиться с интересными людьми?

— Благодарю, с меня довольно интересных гостей Ларри, — едко произнесла мама. — А тут еще ты туда же.

— Это путешествие открыло мне глаза, — торжественно возвестила Марго. — Я поняла, что вы тут все просто мещане. Становитесь все более ограниченными и… и… узколобыми.

— Не вижу, милая, чтобы отказ принимать нежданных гостей говорил об ограниченности, — сказала мама. — Как-никак, готовить на всех приходится мне.

— Но они вовсе не нежданные, — заносчиво возразила Марго. — Я пригласила их.

— Ну, ладно, — сказала мама, явно чувствуя, что спор заходит в тупик. — Пожалуй, если они напишут и предупредят о своем приезде, мы что-нибудь придумаем.

— Конечно, предупредят, — холодно произнесла Марго. — Это мои друзья, они достаточно хорошо воспитаны, напишут заранее.

Однако она ошибалась.

Возвратясь как-то под вечер домой из очень приятной морской прогулки, посвященной поискам тюленей на побережье, подрумяненный солнцем и жутко голодный, я в поисках чая и приготовленного мамой огромного шоколадного торта ворвался в гостиную и увидел картину до того поразительную, что застыл на пороге, а льнувшие к моим ногам псы от удивления ощетинились и заворчали. Мама в неловкой позе сидела на подушке на полу, опасливо держа в руке веревку, к другому концу которой был привязан весьма бойкий черный барашек. Вокруг мамы также на подушках сидели, скрестив ноги, свирепого вида престарелый мужчина в феске и три женщины в чадрах. Здесь же на полу расположилось угощение: лимонад, чай, тарелочки с печеньем, бутербродами и шоколадным тортом. Когда я вошел, старец как раз наклонился вперед, выхватив из-за пояса внушительный, щедро орнаментированный кинжал, отрезал себе здоровенный кусок торта и принялся уписывать его с нескрываемым удовольствием. Ну прямо сцена из «1001 ночи». Мама обратила на меня страдальческий взгляд.

— Слава богу, что ты пришел, милый, — произнесла она, отбиваясь от барашка, который ненароком вскочил к ней на колени. — Эти люди не говорят по-английски.

Я спросил, кто они.

— Понятия не имею, — молвила мама с отчаянием в голосе. — Они явились вдруг, когда я готовила чай, уже несколько часов сидят тут. Я ни слова у них не понимаю. Они настояли на том, чтобы расположиться на полу. Думаю, это друзья Марго. Или, может быть, не Марго, а Ларри, да только у них недостаточно интеллектуальный вид.

Я попробовал заговорить со старцем по-гречески, и он вскочил на ноги от счастья, что нашелся человек, способный его понять. Орлиный нос старца нависал крючком над пышными седыми усами, напоминающими побеленный инеем сноп овса, а черные глаза искрились фейерверком обуревавших его чувств. Надетая на нем белая туника была опоясана красным кушаком, за которым торчал кинжал; белые мешковатые шаровары заправлены в длинные белые бумажные чулки; ноги обуты в красные чувяки с загнутыми вверх носками, увенчанными большими помпонами. А-а, так это я — брат восхитительной сеньориты, радостно пророкотал он, и приставшие к его усам крошки шоколадного торта испуганно затрепетали. Знакомство со мной — великая честь! С этими словами он заключил меня в объятия и расцеловал так пылко, что псы дружно залаяли, опасаясь за мою жизнь. Насмерть перепуганный видом четырех голосистых барбосов, барашек сорвался с места и забегал вокруг мамы, опутывая ее веревкой. В заключение, подстегнутый особенно грозным рыканьем Роджера, он жалобно заблеял и метнулся к застекленной двери, за которой ему мерещилась свобода, опрокинув при этом маму спиной прямо на смесь лимонада с шоколадным тортом. Начался переполох.

Роджер, посчитав, что престарелый турок вознамерился истребить меня и маму, атаковал его чувяки и вцепился зубами в один из помпонов. Старец замахнулся свободной ногой для пинка, и сам шлепнулся на пол. Три женщины, неподвижно сидя на подушках, громко визжали сквозь чадры. Мамин данди-динмонт-терьер Додо, давно пришедший к выводу, что всякого рода скандалы исключительно пагубны для собак с его родословной, печально скулил, забившись в угол. Старый турок, удивительно шустрый для своих лет, выхватил кинжал и делал им лихие, но мало эффективные выпады против Роджера, который со злобным рычанием хватал то один помпон, то другой, легко уклоняясь от взмахов кинжала. Вьюн и Пачкун обложили барашка; мама, вся в лимонаде и торте, обрушила на меня сумбурные наставления.

— Поймай барашка! Джерри, поймай барашка! Они убьют его! — кричала она, отчаянно сражаясь с веревкой.

— Нечистый отпрыск сатаны! Ведьмин ублюдок! Мои чувяки! Оставь мои чувяки! Я убью тебя… разрублю на куски! — вопил запыхавшийся турок, пытаясь поразить Роджера кинжалом.

— Ай-яй! Ай-яй! Ай-яй! Его чувяки! Его чувяки! — хором кричали женские статуи на подушках.

Сам с трудом уклонившись от грозного лезвия, я ухитрился оторвать беснующегося Роджера от помпонов турецкого старца и выставить его, а также Вьюна и Пачкуна на веранду. После чего, открыв дверь в столовую, на время заточил там барашка и принялся лить бальзам на уязвленные чувства турка. Мама, нервозно улыбаясь и энергичными кивками подтверждая все, что я говорил, хотя не понимала ни слова, попыталась привести себя в порядок, однако без особого успеха, так как напичканный кремом торт был на редкость большой и липкий и, падая на спину, она угодила локтем прямо в середину своего кулинарного шедевра. В конце концов мне удалось успокоить старца; мама пошла переодеться, а я поднес бренди турку и его трем женам. При этом я отнюдь не скупился, и, когда мама вернулась, по меньшей мере из-под одной чадры доносилось приглушенное икание, а нос турка приобрел ярко-красный оттенок.

— Ваша сестра… — говорил он, нетерпеливо протягивая рюмку за очередной порцией, — … как бы это выразиться?.. чудо… дар небес. В жизни не видел подобной девушки. Вот у меня, сами видите, три жены, а такой девушки, как ваша сестра, я еще не видел.