Читать книгу - "Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех - Франко Нембрини"

В это же время рождается идея общества и экономики: вспомните об учетных книгах флорентийских торговцев, тех самых, что придумали систему двойной записи, используемую в бухгалтерии по сей день.

В списках пайщиков, между которыми распределялся доход в конце года, числился некий Мессер Доминеддио^[14], он так же, как и все, получал часть прибыли: эта часть шла Церкви на содержание бедных, больных, а также на поддержание лечебниц. В те времена думать о своей судьбе и своем будущем было естественно.

Однажды граф Брузати решил продать все три своих замка между Бергамо и Брешией, поскольку имел одно-единственное желание — умереть на Святой земле. Он продал все, оставил свою семью, благо дети уже давно выросли… Посвящая свою жизнь Иисусу, люди отдавали свое имущество и отправлялись в далекий путь к святым местам, где Он жил, чтобы хоть как-то приобщиться к событиям, изменившим мир.

Я сделал это отступление, чтобы вы могли представить, что такое Средневековье и жизнь людей, которые ясно понимали, что предназначение — жизненно важный вопрос. Затем последовал долгий путь, на котором человек стал говорить: «Нет, это неправда, этого не может быть, реальность не может быть столь величественной и прекрасной, нет, реальность — это что-то другое, я создаю ее в своей голове, при помощи политики. Мы создадим нового человека. Мы обойдемся без Бога, мы можем выбраться из этого состояния несовершеннолетия^[15], в котором человек нуждался в Боге, мы справимся сами!» XIX и XX века стали воплощением такого мышления. Понимание культуры и способность чувствовать словно были утеряны; необходимо вновь обрести их, и Данте может помочь нам в этом. Однако сперва следует приложить усилие, чтобы постичь его «путешествие».

Каковы характерные черты истории Данте? Я бы сказал так: Данте и люди Средневековья, флорентийские торговцы и граф Брузати, святой Франциск Ассизский и пять тысяч его последователей знали, что жизнь можно определить одним словом — словом «желание». Жизнь — это желание, устремленность к Истине, «заряженность» энергией движения к ней. Не думайте, что «Божественная комедия» говорит о жизни после смерти или о Божественной сущности. Изначальный вопрос, которым обеспокоен Данте, касается не потусторонней жизни, не существования после смерти; его изначальный порыв — это изумление перед реальностью. Перед реальностью, которая обращается к тебе и влечет тебя. С того момента, как ты появился на свет, как вышел из материнской утробы, тебя интересует окружающее, ты движешься к чему-то, познаешь привлекательность различных объектов. Однако никакие объекты не способны полностью удовлетворить, и поэтому возникает вопрос религии.

Я бы сказал, что проблема религии второстепенна, что она находится на втором месте после экзистенциальной проблемы. Человек, приходящий в мир, не задумывается о Боге, он задумывается над тем, как любить женщину, почему человек умирает, почему в жизни так много боли, что значит иметь друзей и быть верным другом, зачем нужно есть и пить, что такое истина и ложь, что такое добро и зло — вот первостепенные вопросы человека. И только благодаря постоянному стремлению человека к добру возникает тот самый вопрос: «Существует ли Нечто, что поддерживает все на свете? Что-то, что способно спасти эту реальность, которая подвержена смерти и времени. Есть ли этот Кто-то?»

Так рождается религиозный вопрос, и Данте становится нашим спутником, чтобы помочь нам трезво принять жизнь. Он не поучает, а предлагает пережитую им драму: «Если действительно хочешь возмужать, ты должен до конца пережить драму собственной свободы».

Не я придумал этот вопрос о желании — сам Данте говорит, что желание есть суть всей жизни. Меня поразил доклад Центра социологических исследований^[16], где сказано, что трагедия нашего времени заключается в отсутствии желания: человеку трудно желать. «Проблема нашей страны кроется в уменьшении желания во всех аспектах человеческой жизни. Мы все меньше и меньше хотим создавать, расти и искать счастья»^[17]. И поэтому обнаруживается хрупкость как личности, так и общества; появляется растерянность, отношение ко всему наполняется безразличием, цинизмом, пассивностью; люди словно приговорены к настоящему, они не владеют ни глубиной прошлого, ни взглядом в будущее, то есть не имеют истории. Молодежь без собственной истории, застывшая на месте от ужаса и страха перед жизнью, неспособная найти силы, чтобы сделать хотя бы один шаг. «Снова обрести способность желать — наибольшая из добродетелей, способная оживить динамику успокоенного и удовлетворенного общества».

Мы не могли сослужить лучшей службы нашей стране и себе самим, кроме как принявшись за чтение Данте, поэта желания.

Предоставим же слово самому Данте, послушаем, что он говорит в своем «Пире» о желании: «Предел стремлений каждой вещи, стремлений, изначально вложенных в нее самой природой, есть возвращение к своему началу»^[18]. То есть любая вещь, говорит он, описывая действительность, по природе своей стремится к истоку; «а так как Бог — Начало наших душ и Создатель их по Своему подобию (как написано: „Сотворим человека по образу Нашему и подобию“), то и душа больше всего стремится вернуться к этому Началу»^[19].

Так как мы происходим от Бога, говорит Данте, и созданы по Его образу и подобию, чего ищет наша душа, наш дух, к чему стремится наше естество, когда приходит в мир? Воплотить в жизнь этот образ, вернуться к этому началу. И так, «подобно путнику, который идет по дороге, по которой он никогда не ходил, и принимает каждый дом, увиденный им издали, за постоялый двор, но, убедившись, что это не так, переносит свои надежды на другой дом, и так от одного дома к другому, пока не дойдет до постоялого двора»^[20], как странник, ищущий гостиницу или путешествующий в горах в поисках приюта, всегда смотрит вверх, видит крышу и говорит: «Смотри-ка, там я найду пристанище, это постоялый двор». Но приходит и видит, что это не постоялый двор, а только горная заимка. Тогда он идет дальше, и все повторяется, от пристанища к пристанищу он заблуждается: расходится с реальностью, приняв одно за другое, пока наконец не добирается до объекта своего желания, до цели, до дома: «Так и душа наша, едва ступив на новый и еще неведомый ей путь этой жизни, направляет свой взор на высшее свое благо как на предел своих мечтаний и потому думает, что оно пред ней всякий раз, как она увидит вещь, которая кажется душе носительницей какого-то блага»^[21].