Читать книгу - "Корпократия. Как генеральные директора прибирают к рукам миллионы долларов - Роберт Монкс"

Естественно предпочесть благотворительность делу перевоспитания корпораций (тем более что их так трудно перевоспитывать). Выше цели, чем борьба с болезнями и бедностью, быть не может. Как-то даже несправедливо поднимать такие вопросы, как инвестиционный активизм, когда дело касается Гарварда и Фонда Гейтсов, которые очень много делают для улучшения мира. Как говорится, нельзя винить Колумба за то, что он не Магеллан. Но, с другой стороны, даже у богатства Гейтсов есть предел. Без пополнения, то есть не получая хорошей прибыли от инвестиций, фонд обнаружит, что его благотворительные проекты оказались под угрозой и даже, может быть, не сможет выполнять свои обязательства. Деятельность и управляющих фондом Гарвардского университета, и Гейтсов зависит от эффективного и полноценного функционирования рынков. А рынки не смогут работать в полную силу, если независимые акционеры не будут обеспечивать корпорации капиталом и, в случае необходимости, принуждать их соблюдать этические принципы руководства.

Сегодня уже ясно, и тому немало доказательств, что, будучи предоставлены сами себе, в отсутствие эффективного регулирования, этических стандартов и институционального воздействия, которое заставило бы их пойти на реформы, большинство корпораций, включая крупнейшие из них, будут растаскивать собственные ресурсы ради обогащения горстки топ-менеджеров и игнорировать такие внешние эффекты своей деятельности, как загрязнение окружающей среды и глобальное изменение климата, не думая о том, что когда-нибудь это им выйдет боком. В конечном итоге они истощат акционерную стоимость и в свой срок пойдут ко дну, потянув за собой весь рынок.

Я выступаю не за социально ответственное инвестирование, или СОИ. СОИ — дело благородное, основывающееся на признании ответственности акционеров. Тем, кого мучают угрызения совести (и в наши дни оснований для этого хватает), взаимные фонды СОИ предлагают утешение от сознания того, что ваши взносы по пенсионному плану 401 (к) не помогают удерживать курс акций «плохих» корпораций. Дух СОИ чувствуется в черном списке норвежского Пенсионного фонда, в критике новозеландского Суперфонда и многих других инициативах. Но при всех его достоинствах у СОИ есть ряд серьезных ограничений.

Начнем с того, что СОИ не заменяет и не может заменить деятельность государственных органов. Даже наиболее продуманным решениям исполненных самыми благими намерениями людей, будь то руководители компаний, университетские профессора или философы, не хватает легитимности, чтобы добиться необходимых изменений.

Далее, вопрос об эффективности социально ответственного инвестирования не дает однозначного ответа. Нельсон Мандела, конечно, приветствовал фонды, отказавшиеся инвестировать в компании, которые вели бизнес в Южной Африке в мрачные годы апартеида, но этот нобелевский лауреат приветствовал и те компании, что продолжали там функционировать, стараясь улучшить условия работы черных южноафриканцев. И самая большая разница между теми, кто бросился выводить средства из связанных с ЮАР корпораций, и теми, кто этого не сделал, заключается в том, что первые понесли огромные убытки, которые в конечном счете легли на акционеров. Роланд Маколд, весьма уважаемый управляющий инвестициями Пенсионного фонда штата Нью-Джерси, а впоследствии казначей Нью-Джерси, определил убытки своего фонда в полмиллиарда долларов.

Для меня, однако, самая серьезная проблема с СОИ — его пассивность. Социально ответственное инвестирование — скорее воздержание от действия, чем действие, отказ от участия, а не усилия по изменению корпоративной культуры изнутри. Как всегда, практически невозможно сказать, каковы последствия несделанного, но, когда дело доходит до борьбы с некомпетентными менеджерами и небрежным, чтобы не сказать хуже, корпоративным управлением, результаты предпринятых действий у всех на виду.

Вспомним Enron и британскую Marconi, где невмешательство акционеров позволило топ-менеджерам пуститься во все тяжкие, так что в результате инвесторы потеряли почти все, что вложили. А теперь сравним с тем, как Уоррен Баффетт лично взял под контроль Salomon Brothers в тот момент, когда почтенная инвестиционная компания в результате незаконных операций с государственными ценными бумагами стояла на пороге позора и разорения. Баффетт встал у руля потрепанной компании, выгреб всю грязь, спас Salomon Brothers от банкротства, выговорил у правительства для нее амнистию и в конечном счете принес значительную прибыль всем акционерам, включая себя. Ральф Уитворт из Relational Investors сделал то же самое для Waste Management Inc. Несмотря на жесткое сопротивление руководства компании, которая занималась утилизацией отходов и в результате масштабных махинаций с финансовой отчетностью сама практически превратилась в мусор, Уитворт сумел занять место председателя совета директоров, добился оздоровления компании и пожал плоды — и для себя, и для акционеров Waste Management.

Хотя Уитворт и Баффетт, бесспорно, гении (Баффетт по праву носит прозвище «пророка из Омахи»), инвестиционный активизм того сорта, который я пропагандирую, не ищет «гениального решения» проблемы плохо управляемого предприятия. Наша цель — помешать вопиюще неэффективному менеджменту разрушить акционерную стоимость компании. Этого не получится, если быть пассивным наблюдателем. Чтобы выиграть, в эту игру надо играть.

Легче сосчитать, сколько ангелов поместится на булавочной головке, чем разобраться в комбинациях и метаморфозах «собственных интересов», когда это понятие применяется к чему-то вроде Фонда Гейтсов или фонда Гарвардского университета. Кому конкретно принадлежит право на плоды деятельности эндаумента? Не дарителям, поскольку они не являются инвесторами в корпоративном смысле — они делают пожертвования, не ставя никаких условий (по крайней мере, так в теории). Все же тем, кто вносит пожертвования в фонд, предоставляется некоторое право высказывать пожелания насчет того, куда направлять доходы, полученные с их даров. Следует их направить сегодняшним студентам? Сегодняшним преподавателям и профессорам? Или завтрашним студентам? Или завтрашним профессорам? Как насчет Гейтсов? Их «собственный интерес» направлен на сегодняшний день или на будущее? Сколько они должны направить на борьбу с болезнями-убийцами в самых глухих уголках света, если это уменьшает ресурсы для борьбы с теми же болезнями в будущем, когда станут доступными новые технологии и препараты?

При всей туманности сферы собственных интересов единственный интерес, объединяющий все фонды, — это наличие здоровой акционерной культуры, того, что Гас Леви^[70] так прекрасно определил в 1960-х как «долгосрочную жадность» или «жадность в перспективе». Чтобы удовлетворить такую «жадность», вовсе не нужно рассыпаться в реверансах перед Уолл-стрит и финансовым сектором, когда рынки на подъеме, — ведь вы же не обеспечите себе хорошего самочувствия в будущем, расхваливая вашего доктора, когда здоровы. Чтобы иметь здоровую акционерную культуру, необходимо всячески способствовать созданию условий, обеспечивающих рост в долгосрочной перспективе.