Читать книгу - "Тестостерон РЕКС. Мифы и правда о гендерном сознании - Корделия Файн"

Возьмем домашнее насилие. Почему человек, обычно мужчина, нападает на партнершу или свою бывшую? Эксперты указывают на длинный список факторов: это и жесткие гендерные стереотипы, которые сурово прописывают надлежащие женские роли и обязанности, и гипермаскулинные нормы, и общественное оправдание насилия по отношению к партнершам, пробелы в законодательстве, позволяющие преступнику уйти от ответственности, экономическая зависимость многих женщин от своих партнеров, общество, которое приписывает женщинам более низкий статус по сравнению с мужчинами, и слабое финансовое и политическое участие правительства в решении этой проблемы⁶¹. То есть если мы хотим снизить число мужчин, бьющих женщин, нам нужно хорошенько коллективно поработать. Если бы у агрессивных мужчин просто был высокий тестостерон, решить задачу было бы гораздо проще.

Так что нам теперь думать об этих гендерно-кодированных полках с игрушками и о голубых и розовых пластмассовых ножах, которые продают на школьных ярмарках?

Год спустя, перед Рождеством, австралийский сенатор Уотерс вновь связала жесткие гендерные стереотипы, которые продвигает сегрегированный по полу рынок игрушек, и кажущиеся далекими от них социальные вопросы, такие как гендерное неравенство в оплате труда и домашнее насилие⁶². Вновь ее облили презрением. Но подумайте о гендерном маркетинге игрушек не как об отражении мальчишеской и девчачьей природы, но как об элементе системы развития.

Как раз в то время, когда дети усваивают культурные смыслы и нормы, гендерный маркетинг подчеркивает пол как критически значимое социальное различие⁶³. Продавщица со школьной ярмарки не учла ничего, что было общего у ее клиентов: что они из одной семьи, примерно одного возраста, одной национальности, тот счастливый факт, что их мать не считает порезанные пальцы неизбежным и важным опытом их взросления, – а вместо этого выделила одну характеристику, по которой они различались, их гениталии. И в то время как цветовое кодирование любой игрушки или изделия сообщает именно это, когда эти гендерные указатели также связаны со стереотипными видами игрушек и изделий, это служит не менее важной цели усиления стереотипов: мужчины “плохие, но крутые” хозяева мира, а женщины “прекрасные, но слабые” воспитательницы⁶⁴. Эти гендерные стереотипы действуют в течение всей жизни, проявляясь и как ожидания мужского и женского поведения, и как гендерные нормы, диктующие двойные стандарты для женщин и мужчин. Они влияют на интересы людей, “я”-концепцию, производительность и уверенность в своих силах в гендерно-специфичных сферах деятельности. Гендерные стереотипы и нормы также являются основой сознательных и несознательных форм половой дискриминации, например предвзятых оценок производительности и потенциала человека, социальных и экономических санкций против людей, чье поведение им не соответствует⁶⁵. Гендерные стереотипы и нормы могут вредить и мальчикам и мужчинам и ограничивать их. Но гендер – это иерархия. Чем выше престиж маскулинности, рассуждают некоторые, тем чаще многие девочки с 6 до 12 лет начинают избегать “девчачьих” игрушек и игр, которые прежде им вроде бы нравились, чтобы стать “как мальчишки”, хотя очевидно отсутствуют мальчики, надеющиеся стать “похожими на девочек”⁶⁶. И поскольку традиционно мужские профессии и роли обычно ассоциируются с большим престижем и лучше оплачиваются, чем столь же квалифицированные женские, гендерные стереотипы и нормы особенно вредят женщинам финансово и профессионально. Как ни печально, неосознаваемая гендерная предвзятость сейчас считается таким препятствием к справедливому повышению и удержанию женщин на должности, что организации постоянно инвестируют время и деньги в тренинги по ее уменьшению, – и все же мы рьяно закладываем ее основы в наших детей с момента их рождения.

Так чего мы хотим? Общество, которое искренне ценит равные возможности развития, занятости, экономического благополучия, безопасности и уважения, невзирая на пол? Если так, это явно противоречит посланиям маркетологов. Как замечают психологи Шейла Каннингем и Нил Макрей, цветовое кодирование игрушек “представляется несоответствующим эгалитарным целям, которые так ценятся современным обществом”⁶⁷.

Рынок игрушек, очевидно, всего лишь одна из многих нитей, вплетающих гендер в систему развития. Ни один фактор не имеет решающее значение в создании полового неравенства. Каждое воздействие невелико, состоит из бессчетного количества мелких влияний. Поэтому всё: розовая упаковка куклы, сексистская шутка, исключительно мужская экспертная группа, – всё кажется обыденным и неощутимым. Но именно поэтому важно бороться даже с кажущимися незначительными проявлениями сексизма. Все это накапливается, и если никто не искоренит мелочи, большие проблемы никогда не уйдут. Высшее руководство безусловно обладает максимальной властью изменить ситуацию: либо через постановку целей и утверждение квот, введение аудита заработной платы с целью выявления гендерного неравенства, более щедрого отпуска по уходу за ребенком для отцов, искоренение сексуальных домогательств, переосмысление изображений мужчин и женщин в СМИ, – но все остальные (и нас таких много) тоже могут внести свой вклад: жаловаться на полки с куклами и игрушечной посудой, обозначенные “для девочек”, и научные наборы с ярлыком “для мальчиков”; ходатайствовать, чтобы женские достижения тоже поощрялись деньгами; даже просить пластмассовый нож “не того” цвета. Как лучше задействовать усилия и деньги, чтобы достичь социальной цели, и сколько законов требуется привлечь – безусловно, законные вопросы для обсуждения. Но если мы как общество говорим, что мы за равенство полов, то, когда кто-то набирается смелости и требует изменений – чего-то лучшего, более честного, уважительного и менее сексистского, эти люди не заслуживают обвинений в безумии, истеричности и оголтелой политической корректности.

Итак, опять-таки чего мы хотим?

У людей разные причины желать равенства полов. Кто-то хочет, чтобы меньше женщин оказывались избиты или убиты своими партнерами. Кто-то хочет сокращения огромного разрыва в пенсионных накоплениях, который приводит к нищете несоразмерное число женщин пожилого возраста. Кто-то хочет полового равенства в своих организациях, потому что исследования свидетельствуют о его благотворном влиянии на продуктивность и прибыль. Кто-то хочет, чтобы матери и отцы разделяли поровну заботу о детях, чтобы следующее поколение могло наслаждаться участием отцов в их жизнях и радоваться счастливым родителям. Кто-то хочет легкой жизни для любимых, чьи представления о себе и своем теле не подпадают под строгие бинарные категории мужского и женского. Кто-то хочет, чтобы людям стало легче следовать своим контрстереотипным амбициям. Другие хотят, чтобы талантливые, хорошо образованные женщины, на обучение которых было затрачено много денег, не терялись в профессиональной среде. Кто-то хочет, чтобы семьи с матерями-одиночками были избавлены от тягот и бедности. Кто-то хочет равной представленности полов в правительстве, чтобы интересы девочек и женщин были учтены в государственной политике. Некоторые люди выступают за равенство полов, потому что оно помогает мужчинам: оно снижает требования жить по строгим и порой опасным гипермаскулинным нормам и облегчает ношу “главного добытчика”. Некоторые надеются, что оно расширит понимание мужского успеха и включит в него сферы помимо работы, богатства и сексуальных побед. Кто-то идет еще дальше и надеется, что понимание качеств, ролей и обязанностей как человеческих, а не женских или мужских преобразит сферу работы во благо всем. Другие думают, что равенство полов, возможно, имеет свои плюсы и минусы для мужчин, но мы должны попробовать, потому что это просто честнее, когда власть, богатство и статус разделяются поровну.