Читать книгу - "Остров знаний. Пределы досягаемости большой науки - Марсело Глейзер"

Через два века после Фалеса эта дихотомия была блестяще разрешена в работах Левкиппа и его ученика Демокрита. Вместо того чтобы рассматривать бытие и становление как два совершенно разных способа видения реальности, они предложили свое видение реальности как палки о двух концах. Согласно Левкиппу и Демокриту, все сущее состоит из крошечных, невидимых глазу частиц материи. Такую частицу они назвали атомом (в переводе с греческого – «неделимый»).^[85] Атомы неизменны, поэтому они – воплощение сущего. Они движутся в пустоте, в среде, абсолютно свободной от материи. Для атомистов и атомы и пустота были одинаково важны при описании Природы. Парменид мог бы ответить им, что пустота нереальна, ведь то, чего не существует, не может быть реальностью. Если вы говорите: «Пустота существует», вы заявляете о ее реальности, а если пустота реальна, она не может быть пустотой.

Если бы атомисты могли поучаствовать в споре с Парменидом, они, скорее всего, просто пожали бы плечами и продолжили настаивать на том, что атомы движутся в пустоте. За счет комбинирования и механических перестановок атомы принимают различные формы, что объясняет разнообразие материальных объектов, видимых нами в Природе. Изменения происходят из-за перемещения неизменных атомов, как в конструкторе «Лего». Бытие и становление соединяются в единое целое, и перед нами возникает еще одна универсальная теория Природы. Несмотря на возможность трансформации и разложения, у всего сущего имеется основа, суть, остающаяся неизменной. Вода, текущая в реке, превращается в облако на небе, а затем снова проливается дождем. Желудь, растущий на дубе, сам становится деревом, на нем появляются другие желуди, и цикл повторяется. Миры разрушаются, и из их праха восстают новые. Движение атомов отражает постоянную переменчивость Природы. Укрепившись в своих представлениях, Демокрит пошел еще дальше и предположил, что наше восприятие мира объясняется влиянием атомов на органы чувств: «Цвет, сладость или горечь – лишь условность, в реальности представляющая собой только атомы в пустоте».^[86] В своих многочисленных работах Демокрит предлагает мощный инструмент объяснения, основанный исключительно на материалистическом описании реальности. Тем не менее он был достаточно мудр, чтобы предостеречь читателей от иллюзии окончательности знания: «На деле мы не знаем ничего, ибо истина скрыта в глубине».^[87]

В 300 году до н. э. Эпикур с удвоенной энергией обратился к идеям атомизма и уточнил некоторые расплывчатые теории своих предшественников. В частности, он указал на то, что атомы должны всегда быть невидимыми и что из их комбинаций можно собрать огромное количество различных форм (аналогов того, что мы сегодня называем молекулами): «Кроме того, неделимые твердые частицы материи, из которых формируются и на которые распадаются все составные тела, существуют в таком множестве форм, что человеческий ум не может постичь их количество».^[88]

Кроме того, Эпикур расширил понятие множества вселенных (kosmoi), которое ввели до него Левкипп и Демокрит, предположив, что они разделены в пространстве четкими границами: «Количество миров, как подобных нашему, так и отличных от него, также бесконечно». Можно возразить, что под kosmoi Эпикур подразумевал другие планеты, но он специально уточняет, что речь идет о вселенных или по крайней мере о том, что мы сегодня знаем как галактики, разделенные пространственными границами: «Мир (kosmos) – это ограниченная часть вселенной, содержащая в себе звезды, и землю, и другие видимые вещи, отрезанная от бесконечности, имеющая законченную форму (круглую, треугольную или иную) и покоящаяся или вращающаяся».^[89] Итак, понятие островной вселенной или, возможно, даже Мультивселенной появилось гораздо раньше, чем нам казалось.

Хотя представление об атомах древнегреческих ученых отличалось их от их современного понимания, идея о том, что материя составлена из неделимых блоков, с тех пор остается основной в физике микромира. Несмотря на свой текущий триумф, атомизм знал времена взлетов и падений, а в Средние века на Западе о нем и вовсе почти забыли. Ситуация начала изменяться только в эпоху раннего Ренессанса, когда древние атомистические тексты (в первую очередь поэма «О природе вещей» Лукреция) были вытащены с пыльных полок удаленных европейских монастырей и частных коллекций. Как пишет Стивен Гринблатт в своей блестящей книге The Swerve, мы обязаны возрождением атомизма и материализма в целом бесстрашному охотнику за манускриптами XV века Поджо Браччолини, который обнаружил копию поэмы Лукреция в груде полузабытых свитков в одном немецком монастыре.

Разумеется, существовали и другие люди, которые незаметно поддерживали жизнь в атомистических теориях, пусть и не в форме убедительной древнегреческой традиции, а посредством активной практики. Они пытались заставить материю выдать им свои тайны путем постоянного смешивания и дистилляции веществ. Ни один рассказ о попытках человечества познать Природу не будет полным без истории алхимии и ее огромном влиянии на патриархов современной науки, таких как Роберт Бойль или Исаак Ньютон. В широком смысле алхимия представляет собой мост между старым и новым миром, практическое выражение философских и духовных верований в форме научных экспериментов. Алхимики верили, что очищение материи и духа – это совместный процесс и что то, что вверху, подчиняется тем же правилам, каким подчиняется то, что внизу. Эти принципы вдохновляли лучшие умы своего времени (и вместе с ними множество мошенников) на исследование характера и состава материи и ее многочисленных трансформаций. Каждый современный ученый, который стремится расширить свои познания о фундаментальных свойствах материи и о нашей связи с космосом, идет по пути, проложенному алхимиками много веков назад.