Читать книгу - "Трезвый дневник. Что стало с той, которая выпивала по 1000 бутылок в год - Сара Хепола"

Однако я боялась, что, вернувшись к нормальной жизни, я увижу, как люди ускользают из моего окружения.

Слово «исцеление» подразумевает, что вам нужно отдать что-нибудь взамен. Почему единственное, что я испытывала, было чувство потери?

Я хотела извиниться перед Анной. Когда я открыла глаза на саму себя, то впервые начала понимать, через что ей пришлось пройти все годы нашей дружбы. Она часами выслушивала мои жалобы и собирала меня воедино, а затем видела, как я вновь распадаюсь на куски. Но сколько раз можно извиниться перед одним человеком? Мне не хотелось начинать еще один разговор обо мне. Она была на пороге нового этапа жизни, наполненного тревогой, страхом и усталостью, а я стояла здесь, молчаливая и скованная ошибками прошлого.

Я мечтала забыть обо всем. В любовных песнях и балладах о разбитом сердце часто говорилось о мучительных воспоминаниях. «Если меня не убьет алкоголь, это сделают ее воспоминания», – пел Джордж Джонс^[78], и я понимала, о чем идет речь. Провалы в памяти были ужасными. Было жутко, когда ночи просто проваливались в трещины Земли. Но еще страшнее мне было брать на себя ответственность за все то, что я натворила.

У алкоголиков и бывших алкоголиков есть одна общая черта: они разыскивают друг друга в ночи. В самые одинокие часы я обращалась к писателям, которые когда-то бросили пить. Я старалась сделать свои электронные письма непринужденными, как будто совсем не прошу помощи, а просто хочу узнать, как они это сделали и как я могу сделать то же самое.

Потоки, текущие в противоположных направлениях, приближают нас друг к другу. Когда мне было под 30, один парень написал в поисковой строке: «Я, блин, слишком много пью», и наткнулся на мой пост, в котором я написала такие же слова. Я была так горда. Благодаря волшебству Интернета, поисковой системе Google и моему блогу, его бутылка с маленькой запиской внутри прибилась к моему берегу.

Когда бы я ни писала письма другим людям, меня поражало внимание, оказанное ими в ответах. Они едва знали меня. Мы живем во время, когда большинство из нас не утруждает себя использованием заглавных букв, но тем не менее эти электронные письма часто были длинными и наполненными откровенностью и заботой. Возможно, с незнакомцами легче всего быть лучшей версией себя. С этими людьми мы не будем общаться настолько долго, чтобы успеть их подвести.

Часто они писали: «Раньше я был таким же, как ты. Я думал, что встречи АА – дерьмо». Слова о том, что они ошибались, наталкивали меня на мысль о том, что я тоже ошибаюсь.

АА были скромной программой. Программой, состоящей из рекомендаций, но не правил. Это было место, где все рассказывали свои истории и где действовал тот же принцип, что в великой литературе: через твою историю я слышу свою собственную.

Я также начала осознавать, что трезвая жизнь – это не гигантский прыжок на освещенное солнцем место, а последовательность маленьких шагов в одном направлении. Вы говорите: «Я сделаю это сегодня», на следующий день вы повторяете то же самое и продолжаете это делать, ставя одну ногу перед другой, пока вы, наконец, не выберетесь из чащи.

Я поверить не могла, что когда-то считала интересной лишь ту часть истории, где героиня пила. Такие истории могут быть невероятно отупляющими. Можно ли представить себе более омерзительную героиню, чем в стельку пьяную женщину, которая постоянно повторяется? Я на годы застряла в череде повторений: одни и те же разговоры, унижения, угрызения совести. И здесь вовсе не кроется нарративное^[79] напряжение, поверьте мне. Это один большой цикл Старого Дерьма.

Трезвость – это не скучная часть. Трезвость – это сюжетный поворот.