Читать книгу - "Наши дети. Азбука семьи - Диана Машкова"

Икона удочерения

С удочерением Даши во мне произошел серьезный внутренний сдвиг, вероятно, похожий со стороны на помешательство, и теперь в каждом состоявшемся человеке я видела потенциального усыновителя. Мне казалось, нужно только правильно объяснить людям суть, рассказать, что дети гибнут без собственного взрослого, отстают в развитии лишь потому, что детский дом – это неестественная среда. Там не с кем сформировать привязанность. Не у кого учиться жить. Не на кого опереться.

Я смотрела на Дашу, плавилась от нежности и думала о том, что многие люди теряют время, напрасно защищаясь беспомощным «чужого не полюблю». Мы уже на собственной шкуре убедились в ложности такой установки. В прекрасном стихотворении Веры Полозковой об этом все сказано: «Ничего страшнее тюрьмы твоей головы никогда с тобой не случится».

Как обезумевший неофит, я теперь пыталась всех обратить в свою веру.

Был у меня один добрый приятель из прошлой жизни, топ-менеджер в гражданской авиации. Дом полная чаша, жена, двое сыновей-подростков, ежемесячный доход, с которым непонятно, что делать, если только не увлечься коллекционированием яхт и самолетов. При этом каждая наша встреча начиналась у нас одинаково.

– Эх, – вздыхал он, – у тебя вот дочка, а у меня два парня. Девочку хочу, не могу.

– В чем проблема? – искренне не понимала я.

– Супруга считает свой долг по воспроизводству потомства выполненным, – докладывал он, – сказала, что на этом все. Категорически.

Примерно через полгода после удочерения Даши мы с ним встретились снова. И опять начали с прежней точки.

– Эх, у тебя теперь две девочки! – выдохнул он.

– Слушай, – я, как обычно, не удержалась, – кровные у вас уже выросли. Тебя с женой еще на двоих хватит как минимум, сам говоришь. Может, тоже удочерите?

– Нет, – улыбка сползла с его лица, – чужого ребенка я не полюблю.

Он как топором отрубил, даже тени сомнения в его голосе не было. А я сидела и не понимала, откуда человеку может быть заранее такое известно? Да, мы тоже долго сомневались в себе, не понимали, что будет. Но ультиматума точно не было. Из уст мужчины, на мой слух, он звучал странно – сильной половине человечества, как правило, приносят готовых детей из роддома. Физиологическая вовлеченность на протяжении девяти месяцев, в отличие от женщин, у них отсутствует. Остается только социальный контекст. Огромное количество отцов в мире воспитывают некровных детей, и все прекрасно.

С женщинами все-таки намного сложнее – девять месяцев носить, быть одним целым, потом в муках родить, кормить грудью. Выводя за скобки весь этот процесс, мы как будто меняем природу вещей. Хотя, уверена, для многих так же как для меня, в этом нет никакой проблемы. Даже наоборот: мозги в Школе приемных родителей поправили, к психологам на консультации походили, умных и интересных книг начитались, и вот вам, пожалуйста, готовый ребенок. Причем, еще и возраст выбрать можно, и пол. Красота!

В общем, в тот момент мне казалось, что люди иногда просто не осознают своего счастья из-за прижившихся в обществе стереотипов. Слепо следуют им, и все.

Тот мужчина, кстати, так и не стал двигаться по пути удочерения. Даже с женой этого вопроса ни разу не обсудил. Он просто переключился на ожидание внучки. И, в конце концов, повезло – через два раза на третий у старшего сына родилась девочка. Упорный оказался парень, довел до ума то, что отец не смог.

Но, на мой взгляд, «тюрьма головы» в нашем обществе пока еще чересчур сильна.

Постепенно из личного опыта, из общения с убежденными «неусыновителями», я вывела для себя несколько аргументов, почему не надо зацикливаться на мотиве «чужого не полюблю».

Они, забегая вперед, позволили нам с Денисом дальше с гораздо меньшими переживаниями принимать в свою семью детей.

Во-первых, многие боятся «не полюбить как родного». Хотя в детском доме или доме ребенка об этом даже речи не идет: там в принципе нет подобных чувств, только уход. Даже если – представим себе на мгновение такой поворот событий – мы вдруг не полюбим приемного ребенка до неба и обратно, наши забота и внимание – это намного больше того, что есть в любом учреждении у сироты.

Во-вторых, кровных детей тоже не всегда любят сразу – иногда любовь запаздывает, нарастает и набирает несметную силу со временем. Так было у нас с Нэллой. И с приемными, не только кровными детьми, может быть так.

В-третьих, любовь – это, по сути, «награда маме», как говорит известный психолог Людмила Петрановская. С яркими эмоциями слаще забота, легче бессонные ночи, меньше раздражения и усталости. С любовью приятнее целовать и обнимать своего малыша или подростка. Можно даже заряжаться от него энергией. А если любви нет? Тогда подпитываться нужно от кого-то другого. От мужа, например. А ребенку просто отдавать и отдавать, пока любовь не придет. Если искренне желать добра и заботиться, невозможно оставаться равнодушным. Так уж устроен человек – любит тех, в кого по-настоящему вкладывается.

В-четвертых, муж тоже когда-то не был родным. Но чужой поначалу человек постепенно становится самым любимым и близким в мире. Об этом сложном процессе – обретения любви в браке после потери влюбленности – я тоже когда-нибудь напишу на нашем с Денисом примере. Как раз можно будет проследить весь извилистый, тернистый, но в конечном счете счастливый путь. Превратить союз мужчины и женщины из деструктивного в конструктивный не так-то просто. Но результат дорогого стоит.