Читать книгу - "Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса - Стивен Пинкер"

Осмелюсь предположить, что движение в защиту окружающей среды нанесло своим противостоянием генной инженерии больше вреда, чем любое иное наше заблуждение. Мы лишаем людей еды, препятствуем развитию науки, причиняем ущерб природе и отнимаем важнейший инструмент у наших врачей^[201].

Столь резкое высказывание Бранда обусловлено, в частности, тем, что сопротивление выращиванию генно-модифицированных культур произвело наиболее губительный эффект в той части мира, которая могла больше всего от них выиграть. Природа немилосердно наделила Африку к югу от Сахары бесплодными почвами, переменчивой интенсивностью осадков и малым числом удобных бухт и судоходных рек; исторически там так и не сформировалась достаточно широкая сеть автомобильных шоссе, железных дорог и каналов^[202]. Как и в случае всех прочих аграрных регионов, почва там была истощена, но, в отличие от остального мира, в Африке ее не восстановили при помощи искусственных удобрений. Выращивание генно-модифицированных культур, как уже имеющихся, так и выведенных специально для этого района, в сочетании с современными технологиями вроде беспахотного земледелия и капельного орошения могло бы позволить Африке обойтись без использования более инвазивных методов первой Зеленой революции и в то же время полностью устранить пока сохраняющийся там дефицит продовольствия.

При всей важности сельского хозяйства продовольственная безопасность зависит не только от него. Массовый голод случается не только когда еды мало, но и когда люди не могут ее себе позволить, когда армии лишают их доступа к ней или когда правительству все равно, сыто население или нет^[203]. Пики и провалы на графике с рис. 7–4 показывают, что победа над голодом не была чередой уверенных подъемов эффективности сельского хозяйства. В XIX веке массовый голод обычно вызывали засухи и болезни растений, но в колониальных Индии и Африке его усугубляли бездушие, некомпетентность, а иногда и намеренные действия чиновников, не испытывавших филантропической заинтересованности в благополучии подданных^[204]. К началу XX века колониальная политика стала более чуткой к продовольственным кризисам, а достижения в области сельского хозяйства нанесли значительный удар по голоду^[205]. Однако позже кошмарная череда политических катастроф приводила к отдельным случаям массового голода на протяжении всего оставшегося столетия.

Из семидесяти миллионов людей, погибших в результате массового голода в XX веке, 80 % стали жертвами насильственной коллективизации, карательной конфискации и тоталитарного центрального планирования при коммунистических режимах^[206]. Речь идет о периодах голода в СССР после Октябрьской революции, Гражданской войны и Второй мировой войны, сталинском Голодоморе на Украине в 1932–1933 годах, «Большом скачке» Мао Цзэдуна в 1958–1961 годах, «нулевом годе» Пол Пота в 1975–1979 годах и совсем недавнем «Трудном походе» Ким Чен Ира в 1990-е. Первые постколониальные правительства стран Африки и Азии часто принимали модные в идеологическом отношении, но катастрофические с точки зрения экономики решения о массовой коллективизации сельского хозяйства, ограничении импорта с целью развития «самодостаточности» и искусственном занижении цен на продукты питания, от которого выигрывали оказывающие большое влияние на политику горожане, но страдали крестьяне^[207]. Когда в этих странах начинались гражданские войны, а это случалось часто, в дополнение к разрушению системы продовольственного снабжения обе стороны могли использовать голод как оружие, иногда при пособничестве покровительствовавших им сверхдержав.