Читать книгу - "Сделай меня точно. Как репродуктивные технологии меняют мир - Инна Викторовна Денисова"

Одни течения, либеральные, видят в развитии медицинских технологий проявление творческой способности человека, данной Всевышним. Другие, консервативные, отрицают их как посягательство на место Творца. Многие вообще не высказываются. Особенно неравнодушны к ЭКО две ветви: пятидесятническая церковь, или так называемая Ассамблея Бога, и Южная баптистская конвенция.

Исследовательница-биоэтик и пастор Ассамблеи Бога Кристина М. Х. Пауэлл выводит три принципа, которыми предлагает пользоваться как руководством: уважение к началу человеческой жизни, уважение к брачному союзу и уважение к нуждам следующих поколений. Неуважением к началу жизни считается ПГД, а неуважением к браку – донорская сперма, яйцеклетки и суррогатное материнство (здесь Пауэлл напоминает о неприятностях в самой знаменитой полигамной семье – служанка Агарь родила сына для Авраама и Сарры, но была изгнана вместе с ребенком, едва у пары появился официальный наследник). «Неуважением» к будущим поколениям и к браку, не существующему после смерти супруга, также считают посмертную репродукцию – биоматериал умершего рекомендуется уничтожить.

Пауэлл пеняет процедуре на разделение любви с актом зачатия, поэтому не рекомендует ее, однако онкобольным – скидки. «Пары, принадлежащие к Ассамблее Бога, могут помолиться перед эмбриотрансфером, чтобы убедиться, что Бог не предназначил им иной миссии в жизни, которую они не смогут выполнить, если заведут детей». Ассамблея вообще упирает на то, что деторождение – не цель жизни и можно отлично обойтись без детей.

Южный баптизм оказался либеральнее всех протестантов – для них разделение зачатия с сексом вообще не проблема; кроме того, на официальном сайте Южной баптистской конвенции можно прочитать об «усыновлении» эмбрионов.

Православие

Православные священники соревнуются с католиками в неприятии процедуры – и с каждым годом становятся всё категоричнее.

Существует 14 восточных православных церквей. Греческая сразу открестилась, заявив, что не имеет четкой позиции по вопросу. Русская же не поленилась заняться им всерьез: у Московского Патриархата даже появился Церковно-общественный совет по биомедицинской этике. В 2000 году Архиерейский Собор РПЦ написал «Основы социальной концепции» [135], где говорилось, что искусственное оплодотворение (то есть инсеминация) разрешено, а экстракорпоральное – нет. «К допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений».

Десять лет спустя ту же мысль – о полном запрете ЭКО – Церковно-общественный совет по биоэтике повторил в статье «Христианское отношение к экстракорпоральному оплодотворению» [136].

Расплывчатые формулировки об «искусственном оплодотворении» по сей день вводят в заблуждение и священников, не знающих отличий инсеминации от ЭКО, и прихожан.

Однозначно запрещалось уничтожение лишних эмбрионов, редукция многоплодной беременности, и, боже сохрани, никаких доноров. «Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают целостность личности и исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство или материнство, заведомо освобожденное от всяких обязательств по отношению к тем, кто является „плотью от плоти“ анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо „социальных“, еще и так называемых биологических родителей».

Ну и, конечно, суррогатное материнство отвергли все, от Патриарха Кирилла, заявившего, что «…нравственное сознание не может примириться с разрешением на уровне закона так называемого суррогатного материнства, превращающего детей и женщин в предмет коммерческой и некоммерческой сделки» [137], до протоиерея Дмитрия Смирнова, бывшего главы Патриаршей комиссии по делам семьи, сравнившего его с проституцией: «Что такое проститутка? Женщина, которая торгует своим телом. Ну а разве суррогатная мать не торгует своим телом? Проститутку ты снимаешь на час – ну сто долларов по Москве, а тут на девять месяцев, да и сумма гораздо больше» [138]. Смирнов, кстати, предлагал отказывать в крещении младенцам, появившимся на свет в результате ЭКО [139].

Сегодняшний глава Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства и детства Федор Лукьянов требует вывести ЭКО из системы обязательного медицинского страхования, утверждая, что после ЭКО бывает только «беременность повышенного риска» [140]. «Поощряя ЭКО, мы получаем больных мам, больных детей с высокими рисками бесплодия, больные поколения, все более зависимые от вспомогательных репродуктивных технологий». Стоит отметить, что эти доводы больше похожи на мифы, которые уже давно развенчаны врачами [141].

Суррогатное же материнство отец Федор, идущий по стопам предшественника, называет «безнравственным бизнесом», ориентированным на «получение прибыли в основном на экспорт». А важным достижением Патриаршей комиссии, к слову, считает снятие с повестки «лицемерного закона о семейно-бытовом насилии, лишающего родителей право быть воспитателями своих детей».

Морализм тартюфов нередко пасует перед личной выгодой. Однажды я стала свидетелем разбирательств: по репродуктивной клинике смерчем носился батюшка в рясе, громко крича. Подумалось об изгнании торговцев биоматериалом из медицинского храма. В итоге дело оказалось не библейским, но житейским: батюшка был пациентом, как я, а оплодотворенная им яйцеклетка, пересаженная матушке, – донорской. Земной отец младенца, зачатого непорочно, подобно гаишнику, пересекал двойную сплошную без угрызений совести. И требовал уничтожения электронной карты для сокрытия земных улик. С небесной же канцелярией он как-нибудь и сам разберется.

Ислам

Мусульман в мире 1,8 миллиарда [142]. В исламе две основных ветви – сунниты и шииты (около 90 и 10 %).

Исламским духовенством для всех пишутся правила, которые называют фетвами.

Обсуждать искусственное оплодотворение начали в Кувейте в 1981 году на I Конференции исламской организации медицинских наук (IOMS) [143]. Там же приняли проект Исламского кодекса медицинской этики. Вскоре появились две фетвы: одна – из египетского мусульманского духовного университета аль-Азхар, другая – из Исламской академии фикха в Саудовской Аравии, в Джидде.

ЭКО дозволялось, но только в браке. Также разрешалось криоконсервировать сперму, яйцеклетки и эмбрионы – душа все равно вселяется в них на сороковой день жизни, поэтому до того можно проводить исследования и делать ПГД. Можно даже уничтожать некачественные или лишние эмбрионы: срок ограничили 14 днями. Можно делать редукцию лишних зародышей на ранних сроках.

Фетва, выпущенная в 1984 году в Мекке, даже разрешила суннитам суррогатное материнство и донорство, но, чур, если отец женится на всех женщинах сразу. Правда, в 1985 году фетву отменили, заметив тенденцию: мужчины женились на донорах, но разводились сразу после сдачи ими яйцеклетки или родов.

Сегодня суннитам (о шиитах речь пойдет дальше) брать донорский материал нельзя, это измена. Нельзя выбирать пол с помощью ПГД, однако запрет касается только первого ребенка; если же в семье уже есть двое детей одного пола, разрешат сделать ПГД и пересадить эмбрион другого пола для так называемого баланса. Нельзя беременеть после менопаузы – только со своим эмбрионом, замороженным ранее. Нельзя использовать эмбрионы после развода или смерти одного из партнеров.

Любопытно, что