Читать книгу - "В погоне за Солнцем - Ричард Коэн"

Изображение вавилонских астрономов, наблюдающих след метеора. XIX век. (From John F. Blake, Astronomical Myths (London: Macmillan and Co., 1877), с 187)

Гадания, наблюдения и вычисления: в Вавилоне каждый умеющий читать изучал математику. Средний школьник знал о небесах гораздо больше нас, нечасто поднимающих глаза вверх. В далекие от нашей газово-электрической эры времена естественное освещение не имело конкуренции, так что всадники не зажигали ночами факелов, а ехали в свете звезд. Несмотря на все свои достижения, астрономия оставалась занятием элиты. В каждом учебном заведении могло быть всего два-три человека, искренне увлеченных небесными наблюдениями, и их ограничивали (как и сегодня) только возможности технологии.

Большей частью своей мистической силы в науке Вавилон был обязан одному, но мощному математическому инструменту – позиционной системе счисления. У вавилонян было две версии: десятеричная, использовавшаяся для повседневной коммерции и для расчета циклов Луны, и шестидесятеричная – для измерения солнечных циклов. Последняя, хотя и более громоздкая, оставалась в ходу почти два тысячелетия, вплоть до Коперника; именно от нее нам осталось в наследство деление градуса на 60 мин, а минуты – на 60 с^[137]. Эта система значительно превосходила любую другую систему древнего мира и удивительным образом оказалась близка к современным компьютерам^[138]. Тяга к познанию поставила числа на службу себе – решающий момент в развитии любой науки.

Вавилонская математика – шестидесятеричная арифметика, алгебраические операции, геометрические правила – распространилась гораздо шире, чем это удавалось астрономии, и действительно опережала системную астрономию более чем на тысячелетие. Но сохранялись и значительные дефекты. Время трактовалось не как мера, а почти как качество; также вавилонян не интересовало измерение пространства – у них не было понятия абсолютного расстояния. В вавилонской астрономии не сохранилось ни малейших следов попыток создания общей схемы всех небесных явлений, изучения их природы и причин, обзорного взгляда на вселенную в целом. В Вавилоне имелся свой лунный календарь, там первыми разделили день на двенадцатичастные половины, но деление светового дня зависело от времени года, и они не могли определить точную видимую орбиту Солнца вокруг Земли. Этот недостаток в свою очередь тормозил попытки определения формы Земли: Вавилону так и не стала известна ее круглая форма. Солнечные часы были им недоступны (даже в своей простейшей форме – вертикальный столб, тень которого отмечает время) – во многом из-за отсутствия понятия сторон света: какого-то приближения к четкому концепту компаса пришлось ждать до третьей четверти IV века до н. э. Они не смогли установить порядок следования планет, впрочем, тогда о нем никто не знал. Вероятно, вавилонская астрономия заработала свою высокую репутацию благодаря тому, что многие греческие тексты до нас не дошли: глина хранится лучше папируса. Однако в общем и целом я разделяю взгляд Ноэля Свердлоу: “Тот факт, что на полноценное развитие этой науки ушли столетия, демонстрирует ее сложность, превосходящую сложность любой другой науки Древнего мира из-за величины и сложной организации ее предмета… а также потому, что это была первая эмпирическая наука”^[139].

Около 330 года до н. э. Александр Великий покорил земли Вавилона, а после ранней смерти императора его полководец Селевк получил значительную часть завоеванных территорий. Шестьдесят лет спустя наследник Селевка Антиох I принудительно переселил большинство городских жителей в новую столицу Селевкии в 60 милях к северу от Вавилона. Для звездочетов старого города это стало слишком большим унижением. Они продолжили занятие своим ремеслом в храме Бела почти до конца первого столетия христианства, но это уже было угасание. “Так завершилась двухтысячелетняя вавилонская культура наблюдений за небом”, – пишет историк Джеймс Мак-Эвой^[140].

Еще прежде переноса вавилонской столицы ученость Вавилона достигла Египта, Греции и Рима на западе, Индии и, возможно, даже Китая на востоке. Египтяне заимствовали у Вавилона зодиак, но отвергли общую картину мира с утрированным весом знамений, предсказаний судьбы и враждебной вселенной. Геродот именовал Египет “даром реки”: возможно, ежегодный разлив Нила, идеально соответствующий посевному циклу, способствовал привыканию к благополучию. Египетские жрецы-астрологи знали, что Нил разливается в окрестностях летнего солнцестояния, когда восходит яркая звезда Сириус, и соответственно выстраивали свои календарные предсказания^[141].

С самого начала регулярные разливы Нила стали приносить неожиданную пользу: поскольку главным источником доходов государства была земельная подать, существовала постоянная нужда в установлении межевания и улаживания споров, вызываемых наводнениями. Этот процесс с самого начала египетской истории породил ремесло землемеров, кадровый состав каковых был очень обширен и весьма профессионален^[142].