Читать книгу - "Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти - Шошана Зубофф"

Как дает ясно понять Босуорт, с точки зрения радикального безразличия плюсы и минусы должны рассматриваться как нечто равноценное, несмотря на различные моральные смыслы и человеческие последствия. С этой точки зрения единственной рациональной целью является стремление создавать продукты, которые «всех заманят», а не «лучшие продукты».

Важным результатом систематического применения радикального равнодушия является то, что обращенный к публике «первый текст» может быть легко испорчен содержанием, которое обычно воспринималось бы как неприемлемое: ложь, систематическая дезинформация, мошенничество, насилие, разжигание ненависти и т. д. Пока контент способствует «тактике роста», Facebook «побеждает». Эта уязвимость может быть взрывоопасной проблемой на стороне спроса, на стороне пользователя, но она прорвется сквозь укрепления радикального безразличия лишь тогда, когда станет угрожать прервать поток излишка для второго, «теневого» текста – того, который для них, а не для нас. Норма состоит в том, что деградация контента не рассматривается как нечто проблематичное, если не представляет собой жизненную угрозу операциям снабжения – императив связанности Босуорта – либо потому, что может отпугнуть пользователя, либо потому, что может привлечь внимание регулирующих органов. Это означает, что любые усилия по «модерации контента» следует рассматривать как защитные меры, а не как проявление социальной ответственности.

На сегодняшний день самые большие проблемы для радикального безразличия возникли как следствие непомерных амбиций Facebook и Google по вытеснению профессиональной журналистики в интернете. Обе корпорации взяли на себя роль посредников между издателями и их читателями, подчинив журналистский «контент» тем же категориям эквивалентности, которые господствуют в других пространствах надзорного капитализма. Строго говоря, профессиональная журналистика является полной противоположностью радикального безразличия. Работа журналиста состоит в том, чтобы создавать новости и анализ, которые отделяют правду от лжи. Этот отказ от эквивалентности задает весь смысл существования журналистики, а также ее органическую взаимность с читателями. При надзорном капитализме, однако, эта взаимность стирается. К важным последствиям, к примеру, привело решение Facebook стандартизировать подачу контента новостной ленты таким образом, чтобы «все новости выглядели примерно одинаково <…> будь то расследования в Washington Post, сплетни в New York Post или откровенная ложь в Denver Guardian, газете насквозь поддельной»^[1271]. Это выражение эквивалентности без равенства сделало «первый текст» Facebook крайне уязвимым для того, что станет известно как «fake news».

Это тот контекст, в котором Facebook и Google оказались в центре внимания всего мира после обнаружения организованных политических кампаний дезинформации и проплаченных «fake news» во время президентских выборов в США 2016 года и британского голосования по Brexit ранее в том же году. Экономисты Хант Оллкотт и Мэтью Генцкоу, которые подробно изучили эти явления, определяют «fake news» как «искаженные сигналы, никак не связанные с истиной», которые создают «частные и социальные издержки, усложняя… осложняя построение истинной картины мира…» Они обнаружили, что в преддверии выборов 2016 года в США имело место 760 миллионов случаев, когда пользователи читали эту преднамеренно организованную ложь в интернете, или около трех таких эпизодов на каждого взрослого американца^[1272].

Однако радикальное безразличие предсказуемо привело к тому, что «fake news» и другие формы подрыва качества информации стали привычными чертами онлайн-среды Google и Facebook. Можно найти бесчисленные примеры дезинформации, которые сохранялись и даже процветали, потому что выполняли экономические императивы, и я назову лишь несколько. В 2007 году один видный финансовый аналитик выразил обеспокоенность тем, что кризис ипотечного кредитования может нанести вред прибыльному рекламному бизнесу Google. Это может казаться странным, пока вы не узнаёте, что в годы, предшествовавшие Великой рецессии, Google охотно приветствовал теневых субстандартных кредиторов на своих рынках поведенческих фьючерсов, стремясь получить львиную долю из тех 200 миллионов долларов, которые ипотечные кредиторы ежемесячно тратили на рекламу в интернете^[1273]. В отчете некоммерческой организации Consumer Watchdog за 2011 год о рекламных методах Google, незадолго до и во время Великой рецессии, делается вывод о том, что «Google стал одним из тех, кто больше всех выиграл от национального кризиса ипотечного кредита, принимая обманчивую рекламу от мошеннических операторов, которые раздают неосторожным потребителям лживые обещания решить их проблемы с ипотекой и кредитами». Несмотря на эти факты, которые становились все более известными, Google продолжал обслуживать своих мошеннических бизнес-клиентов до 2011 года, когда министерство финансов США наконец потребовало от компании приостановить рекламные отношения с «более чем 500 интернет-рекламодателями, связанными с 85 предполагаемыми схемами мошенничества с ипотекой в интернете и соответствующей недостоверной рекламой»^[1274].

Всего за несколько месяцев до этого министерство юстиции оштрафовало Google на 500 миллионов долларов, что стало «одним из самых крупных денежных наказаний в истории», за прием рекламы от канадских онлайн-аптек, которая, несмотря на неоднократные предупреждения, поощряла пользователей Google в США незаконно импортировать лекарства, оборот которых строго контролируется. Как сообщил прессе заместитель генерального прокурора США: