Читать книгу - "Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков"

Анни Безант и ее друг Бернард Шоу были в те годы, наверное, самыми деятельными фигурами Фабианского общества. Публичные лекции, написание и издание популярных брошюр и монументальных книг, создание общедоступных библиотек – опыт этой неустанной работы потом весьма пригодился А Безант в Индии. Но ее отъезду из Англии предшествовал очередной резкий поворот. На смену христианскому благолепию отчего и мужнего дома, на смену «атеизму и социализму» почитателей Фабия Кунктатора приходит таинственный оккультизм учения Елены Петровны Блаватской, основательницы Теософского общества.

Появление и распространение теософии в Европе и Америке свидетельствовало о сознательном бегстве некоторой части интеллигенции, занятой духовными поисками, с корабля христианства. Доктрины прошлого, с детства знакомые доктрины, не давали уже удовлетворения, и теософы обернулись на Восток, непонятный, неизученный и как бы инопланетный, полный, как им казалось, мистических тайн и озарений. Увидеть подлинный Восток они не смогли или не захотели, экзотика поверхностных впечатлений слилась у них с полуотвергнутым христианством и полупринятым спиритизмом, многие из них добавляли еще элементы масонства и получилось странное месиво, родился эклектический уродец, одинаково неприемлемый для обоих родителей, и Востока, и Запада, для христиан, с одной стороны, и для индусов и буддистов, с другой. Черты родителей оказались смешаны в нем до карикатуры и если бы не флер эзотеричности, отделявший и манивший «непосвященных», новоявленный уродец вряд ли дожил бы до наших дней.

Штаб-квартира Теософского общества, обосновалась в Адьяре, одном из предместьев Мадраса. Индийцы, одной из важнейших отличительных черт которых является безграничная терпимость и уважение к иным верованиям, отнеслись к нему без особого интереса. Странно было бы ждать массового их приобщения к иноземному учению, в котором космический закон эволюции, пронизывающий индуизм, был превращен в иерархию, увенчанную Белым Братством, Махатмами, управляющими миром из недоступного Тибета, а доктрина переселения душ вульгаризирована до подробного синодика кто из руководства теософов был кем в прошлых рождениях – так, например, наша героиня Анин Безант, которая в 1907 году стала президентом Теософского общества, печатно утверждала, что Иисус (не надо путать с Христом, это, по мнению тогдашних теософов, разные «явления») в 135 веке до н. э. был женой южноиндийского царя, а в 12800 году до н. э. стал братом синьоры Марии-Луизы Кирби и одновременно отцом миссис Мод Шарп (двух теософских деятельниц, сподвижниц самой Безант), к тому же по совместительству он был еще и отцом Юлия Цезаря После таких откровений в Адьяре, по свидетельству очевидца, стало модным при встрече пристрастно интересоваться – а Вы кем были в прошлом?

И все же нельзя забывать, что именно теософы порвали с европоцентрическим восприятием мира, именно они заговорили о высокой культуре и мудрости Востока. Они, представители «расы господ», двинулись в бесправную, распластанную под сапогом английского Томми Индию не для набивания сундуков, а ради приобщения к духовным ценностям Не боясь презрительных насмешек имперских чиновников, они открыто проповедовали, что свет Культуры идет из Индии.

Это не могло, с одной стороны, не создать определенного отчуждения между ними и администрацией колониального аппарата, а с другой, не привлечь к ним внимание индийской общественности – не к учению их, а к деятельности. И в этом плане Анни Безант несомненно стала в Индии весьма заметной фигурой.

Джавахарлал Неру примкнул к теософии, когда ему было всего 13 лет. Побудительным толчком стали лекции Анни Безант. «Ее красноречие глубоко трогало меня, – написал он в своей «Автобиографии», – и я возвращался после ее выступлений ошеломленным, словно во сне». Она сама совершила церемонию посвящения юного теософа, «состоявшую из советов и разъяснения мне некоторых таинственных знаков, по-видимому уцелевших пережитков масонства».

Индийцы, у которых англичане всячески старались создать комплекс неполноценности, с расистским пренебрежением третируя всю их культуру («одна полка в мало-мальски приличной библиотеке в Англии ценнее всего океана индийской литературы» сказал однажды далеко не самый худший из британских администраторов), внутренне, конечно, никогда не подвергали сомнению ценность своей цивилизации, но им было приятно, что о том же говорит «Белая Леди», как ее называли в Индии, маленькая женщина с седой головой, всегда одетая в белоснежное индийское сари.

Заметим кстати, что опять-таки для слушателей был важен сам факт признания Белой Леди великой мудрости индуизма, а не конкретная трактовка ею тех или иных традиций. То, что Безант, даже прожив в Индии полжизни, так и не стала понимать ее культуру изнутри, отмечают ее самые верные последователи. Один из них вспоминает, что когда бы она ни обедала в его доме, домочадцы со всех соседей собирали серебряную посуду, на которой и подавали еду знаменитой гостье. Она воспринимала это как особую честь и, возможно, ощущала некое стилевое единство серебряных блюд, своей белой одежды и серебристо-белой головы. Увы, – с добрым юмором отмечает автор мемуаров, – она так никогда и не поняла, что даже в нашем доме патриархально воспитанные женщины видели в ней чужестранку, а значит неприкасаемую; любую другую посуду пришлось бы выбросить по окончании званого обеда, серебро же, как считается, не требует специального ритуального очищения.

Конечно, это мелочь, забавная частность; но теософы вообще, несмотря на свои субъективные стремления, не сумели по-настоящему понять ту страну, которую они, казалось бы, так искренне полюбили. Так и осталось, теософия сама по себе, а Индия сама. И тот же Д. Неру, добросовестно восстанавливая детские впечатления, заметил, что теософия совершенно ушла из его жизни и «в удивительно короткий срок». Даже больше того, ушла не только теософия, но и последователи этого учения, конкретные люди: «Боюсь, что теософы с тех пор упали в моих глазах Оказалось, что это не избранные натуры, а весьма заурядные люди, которые любят безопасность больше, чем риск, а выгодную службу – больше, чем долю мученика».

И только одно исключение: к Анни Безант, заключает Неру, «я всегда относился с чувством горячего восхищения».

Активное приобщение Анни Безант к политике произошло в 1914 году, незадолго до возвращения на Родину Ганди. Для нее не было вопроса, на какой стороне баррикад ее место, и хотя в быту она была многими ниточками связана с надменными хозяевами страны, сердце ее было на стороне Индии. И весь свой ораторский дар, свое перо публициста, свой талант организатора она отдала движению за самоуправление Индии. Кое в чем она даже предвосхитила ту борьбу, которую скоро уже возглавит почти еще неизвестный пока Ганди, но дороги двух этих незаурядных людей, пересекаясь, так никогда и не сольются в одну.

Нет, Анни Безант не привносила свои теософские взгляды в политическую деятельность; ее «общения» с учителями, махатмами, разумеется, продолжались, но за закрытыми дверями Адьяра и «на астральном плане» (махатмы корреспондировали неаккуратно, то забывая предупредить о событиях, потрясающих весь мир, то, наоборот, погружаясь в мелочи жизни и спрашивая – через оккультное посредство верного ее друга Ледбитера – почему в теософском журнале отвергли очередную статью Ледбитера) – но это была одна сторона ее жизни. Другая, видимая миру, это возглавляемая ею Лига Гомруля, т. е. Лига борьбы за самоуправление Индии, это связь с Индийским национальным конгрессом, это сотрудничество с Тилаком и другими лидерами национального освобождения.