Читать книгу - "Счастливая жизнь. Руководство по стоицизму для современного человека. 53 кратких урока ныне живущим - Массимо Пильюччи"

А кто тот приспособивший меч к ножнам и ножны к мечу? Никто? Да ведь по самому устройству изделий мы обыкновенно заявляем, что это несомненно творение какого-то мастера, а не необдуманно устроенное. Так неужели каждое из них обнаруживает мастера, а зримое, зрение, свет не обнаруживает? А мужской пол и женский пол, их взаимное влечение к соитию и способность пользоваться частями, устроенными для этого, все это тоже не обнаруживает мастера?^[33]

Нет, не обнаруживает, хотя во времена Эпиктета думать иначе считалось разумным. Как я объясняю в 6-й главе книги «Как быть стоиком»^[34], Дэвид Юм (1711–1776) и Чарльз Дарвин (1809–1882) нанесли сокрушительный двойной удар по аргументу «разумного замысла», от которого этот аргумент так никогда и не оправился – ни философски, ни научно.

Но почему же мы обязательно должны придерживаться того, что говорит сегодняшняя наука, особенно если учесть, что ученые все время предлагают новые теории? Да хотя бы потому, что наука, несомненно, остается лучшим (а на деле и практически единственным) подходом, который мы придумали для изучения окружающего нас мира. Да, ученые делают ошибки. У них есть предубеждения, порожденные их собственными идеологическими установками, и ученые столь же жадны и эгоистичны (или щедры и альтруистичны), как и все остальные люди. При всем этом, когда речь заходит о понимании действительности, частью которой все мы являемся, другого выбора, кроме как обратиться к науке, у нас просто нет.

Когда-то постижение реальности было главной задачей так называемой первой философии, или метафизики. На протяжении веков философы (до конца XVIII века различие между ними и учеными практически не проводилось) пытались открывать истины о мире посредством априорных, логических доводов. Последняя великая попытка в этом направлении была предпринята в XVII веке Рене Декартом (с его известным утверждением «я мыслю – значит, существую») – и она провалилась. Наука, как мы понимаем ее сегодня, родилась примерно тогда же (Декарт был современником Галилея).

Сегодня метафизики разделились на два лагеря: на тех, кто по-прежнему думает, что мы можем заниматься «первой философией», и тех, кто поддерживает так называемую научную метафизику^[35]. Мое же мнение таково, что изначальный подход сегодня находится в тупике: его вытеснили естественные науки. (Просто задайте себе вопрос, сколько новых открытий сделали метафизики за последние, скажем, пять столетий?) Второй подход при этом играет ключевую роль и в философии, и в науке, поскольку цель научной метафизики заключается в придании общего смысла разрозненным и обрывочным знаниям о мире, полученным от «специальных» наук (например, от физики, химии, биологии, геологии, психологии и так далее). Очевидно, что эта задача важна, а ученые для ее решения не очень-то пригодны по той простой причине, что современная наука – дело высокоспециализированное, и ни один ученый-практик не в состоянии развить у себя необходимый кругозор. (А философы могут, поскольку им не приходится вести затратные и узкие эмпирические исследования.)