Читать книгу - "Поэтика детектива - Петр Моисеев"

– Ну, сержант, что вы думаете об этом деле?

– Думать о нем? Пустая трата времени, вот что это такое. Этим вечером у нас должен был состояться матч в дартс, – добавил он с сожалением.

– Но мы должны найти убийцу, – напомнил я ему.

– Разве я вам не говорил, что знаю, кто это? – произнес он, становясь вишнево-красным от раздражения. – Это же ясно как день, – добавил он.

– Тогда почему вы не арестовываете этого мужчину или женщину без всяких задержек?

– Почему нет? Потому что эти частные детективы не могут заниматься своими делами. Сунули свой нос в Скотланд-Ярд! Когда я составил свой отчет, мне приказали подождать, пока не выскажутся они. Ну, я и жду Только мне хотелось бы, чтобы они поторопились. С этими их пасынками и колоколами, с этими «откуда раздались крики»… Да ведь они просто пытаются все усложнить^[59].

Можно было бы привести еще ряд аналогичных примеров. Сути дела это не меняет: даже герой детектива – это герой новеллы. Ему не нужно слишком объемное произведение – там «великому сыщику» будет нечем заняться.

Однако, констатировав новеллистичность детектива, мы сталкиваемся с противоречием: произведения одного жанра строятся по одним законам. Разумеется, главным признаком детектива является наличие (и центральное положение) особой загадки. Но ведь произведения объемом 20 и 200 страниц должны чем-то и различаться? В чем же структурная разница между детективной новеллой и детективным романом? Как вообще удалось детективистам совершить этот переход к роману? Казалось бы, это должно означать либо утрату детективом своей новеллистической природы, либо отсутствие глубинной связи между детективом и новеллой. Между тем связь эта очевидна и иной раз даже приводила к тому, что некоторые новеллы ошибочно принимались за детективы. Подобно новелле, детектив приводит нас к внезапному и полному изменению взгляда на происходящее; различие лишь в том, что в новелле это изменение является неожиданным, в то время как детектив начинается с предупреждения о наличии загадки, а следовательно, о том, что в финале нам придется пересмотреть свои представления о случившемся.

Таким образом, новеллистичность детектива неуничтожима. А это, в свою очередь, означает, что, и будучи увеличенным до размеров романа, детектив «в душе» остается новеллой. Практически каждый детективный роман можно было бы переписать так, что из него получилась бы новелла. Наглядное тому подтверждение – ряд произведений Агаты Кристи и Энтони Беркли. Кристи трижды осуществляла переработку новелл в произведения крупной формы: «Экспресс на Плимут» превратился в «Тайну Голубого поезда», «Лекарство для мисс Марпл» – в «Ночную тьму», а новелла «Свидетель обвинения» – в одноименную пьесу. При этом первые две переделки нельзя признать абсолютно удачными; «Тайну Голубого поезда» Кристи называла самым неудачным своим романом (возможно, она преувеличивала, но новелла действительно лучше). Что же до «Ночной тьмы», то она написана в то время, когда писательница явно начала выдыхаться – и, видимо, поэтому обратилась к сюжету из «старых запасов». Но сюжет «Лекарства для мисс Марпл» – это именно сюжет для новеллы, и сюжет этот – для Кристи – не слишком оригинальный, так что сама мисс Марпл спрашивает: «Ну и где же здесь загадка?». В результате, чтобы замаскировать малую пригодность этой загадки для романа, писательница в «Ночной тьме» просто-напросто пошла на обман читателя. Даже замечательная пьеса «Свидетель обвинения» все же небезупречна: начинается она слишком недраматично, нетеатрально, актерам там просто нечего играть (неслучайно Билли Уайлдеру при экранизации этой пьесы пришлось радикальным образом переделать именно первые сцены).

Беркли переделал новеллу «Случай-мститель» в роман «Дело об отравленных шоколадках» – и опять-таки некоторые читатели считают более удачной именно новеллу.

Но как детективисты это делают? К каким приемам прибегает детективист, когда ему в голову приходит удачная загадка, которую он хочет воплотить в романном объеме? Какие из этих приемов удачны, а какие лишь портят хороший замысел? Ответам на эти вопросы и будет посвящена настоящая глава.

Наиболее простым и наименее удачным способом увеличения объема детектива можно считать любовную линию. Классики жанра и его теоретики неоднократно предостерегали от этого детективистов. Начиная читать детектив, мы ожидаем рассказа о действиях и предположениях сыщика. Если вместо этого нам подсунут историю любви «Ватсона» или кого-то из подозреваемых, ощущение обмана испытает, наверное, каждый второй любитель жанра.

Яркие образцы такого приема – «Красный отпечаток большого пальца» Р. Остина Фримена и многие романы Патриции Вентворт (скажем, «Китайская шаль» или «Круги по воде»).

Фримен в «Красном отпечатке» назначил на роль «Ватсона» доктора Джервиса – коллегу, друга и помощника сыщика (доктора Торндайка). Функция «Ватсона» состоит, очевидно, в том, чтобы сообщать читателю обо всем, заслуживающем упоминания, кроме тех мыслей сыщика, которые могли бы раньше времени выдать нам разгадку. Предварительные гипотезы и многозначительные намеки Холмса, Пуаро или того же Торндайка обязаны прозвучать, чтобы дать читателю пищу для воображения. Но Фримен выводит Джервиса из игры: Торндайк скрывает от него все, что только можно, и то и дело скрывается сам – в своей лаборатории. В результате Джервис угощает нас в основном не историей расследования, а историей своей любви; история эта с загадкой, конечно, связана, но все же действие топчется на месте. В оправдание Фримену можно сказать, что это его первый опыт превращения новеллы в роман.

Романы Вентворт, даже те из них, которые являются подлинными детективами, иногда издаются в сериях любовных романов – и для этого, увы, есть основания. Влюбленные у Вентворт всегда в центре повествования; мисс Силвер – сыщик – редко выходит на первый план раньше второй трети романа. Зачастую и убийство происходит в главе, например, 21-й (как в «Китайской шали»), а предшествующая ему часть романа заполнена в основном переживаниями главной героини.