Читать книгу - "Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - Дэниел К. Деннетт"

1. Цветовое зрение нефункционально; красные яблоки от зеленых можно отличить, ориентируясь на насыщенность оттенка.

2. Язык вовсе не предназначен для общения: он похож не на наручные часы, а на прибор Руба Голдберга со штырем, который при желании можно использовать как солнечные часы, в центре.

3. Любой довод о функциональности языка можно с тем же успехом и убедительностью применить к письму на песке.

4. Структуру клетки следует объяснять физикам, а не эволюционистам.

5. Тот факт, что у вас есть глаза, и тот, что ваше тело обладает массой, нуждаются в объяснении одного и того же рода, ибо подобно тому как глаза позволяют вам видеть, масса позволяет вам не парить в пространстве.

6. Разве что-то там насчет крыльев насекомых не опровергает Дарвина?

7. Язык не может быть полезен; он приводил к войне.

8. Естественный отбор не имеет особого значения, поскольку теперь у нас есть теория хаоса.

9. Язык не мог появиться в результате эволюции под давлением отбора в пользу коммуникации, поскольку мы можем задать вопрос о чьем-то самочувствии, вовсе не желая слышать ответ.

10. Все согласны, что естественный отбор сыграл какую-то роль в происхождении разума, но не может объяснить все детали до последней, а значит, и говорить больше не о чем.

Несут ли Гулд и Хомский ответственность за причудливые убеждения некоторых своих сторонников? На этот вопрос простого ответа нет. Больше половины пунктов в списке Пинкера очевидным образом восходят к заявлениям, которые делали Гулд (в частности, № 2, 6 и 9) и Хомский (в частности, № 4, 5 и 10). Те, кто делает такие заявления (в том числе и другие, вошедшие в список), обычно ссылаются на авторитет Гулда и Хомского⁷⁰⁰. Как говорят Пинкер и Блум, «Ноам Хомский, величайший лингвист в мире, и Стивен Джей Гулд, самый известный в мире специалист по теории эволюции, неоднократно высказывали предположение, что язык может не быть результатом естественного отбора»⁷⁰¹. Более того – два важных голоса, которые так и не прозвучали, – я еще не видел, чтобы Гулд или Хомский попытались исправить эти ляпсусы, допускаемые в горячке боя. (Как мы увидим, это – общая проблема; мне жаль, что из‐за характерного для социобиологов менталитета осадного положения они проглядели – во всяком случае, забывали исправить – довольно значительное количество случаев, когда те, кто играл на их стороне, позволяли себе чудовищно неряшливые построения.)

Одним из самых восторженных сторонников Дарвина был Герберт Спенсер, которому принадлежит выражение «выживание сильнейших» и который дал важные разъяснения некоторых из наиболее удачных идей Дарвина; однако он же был и отцом социал-дарвинизма, отвратительного злоупотребления дарвинистским мышлением на службе ряда политических учений – от бесчеловечных до совершенно чудовищных⁷⁰². Лежит ли на Дарвине ответственность за то, что Спенсер злоупотребил его взглядами? Ответить можно по-разному. Что касается меня, то я не в обиде на то, что Дарвин не проявил героизма и не стал публично критиковать своего защитника, хотя мне жаль, что с глазу на глаз он недостаточно энергично его осаживал или поправлял. И Гулд, и Хомский пылко отстаивают ту точку зрения, что интеллектуалы несут ответственность за применение и возможное злоупотребление плодами их трудов, а потому им, вероятно, как минимум неприятно, что на них самих ссылаются, когда несут всю эту околесицу, поскольку сами они этих взглядов не разделяют. (Вероятно, самонадеянно было бы ожидать от них благодарности за то, что я взял на себя этот неблагодарный труд.)