Читать книгу - "Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс"

МВФ требует мандата на исправление «экономических дисбалансов» <…>, поскольку это послужит мировой стабильности. Но в чем тогда цель международного частного рынка кредита, если не в том, чтобы дать возможность стране, переживающей инвестиционный бум, брать кредиты за границей, а стране с инвестиционным спадом — кредитовать другие страны? <…> Далее — МВФ говорит о «предупреждении кризисов». Нулевая терпимость к финансовому кризису указывает на то, что МВФ утратил понимание основ хорошо работающей современной капиталистической экономики. Несколько западных стран пытались сохранить ее не потому, что сталинский Госплан не мог справиться с определением цен на основные товары, а потому что плюрализм предпринимателей и инвесторов, которые отличаются многообразием идей и опыта, — это творческий способ работы с неопределенностями, которые неразрывно связаны с созданием нового будущего^[236].

Считать недостатком возможность краха в экономике, креативность которой сопоставима с американской (по крайней мере, на протяжении большей части ее истории), — это все равно что называть недостатком склонность к быстрым переменам в настроении — от мании к депрессии, — встречающуюся у действительно творческих людей. Легко понять, что в экономике, обладающей динамизмом, неспособность разработать новые идеи, или временное отсутствие новых идей может привести к депрессии. (Конечно, потери местных и региональных банков в последнее десятилетие и последовавшая частичная утрата экспертных знаний в области кредитования вылились в новую дисфункцию в экономиках, которые раньше считались передовыми. Но эти патологии не означают несправедливости современной экономики. И эту дисфункцию можно исправить.)

В последние годы появилась и такая провокационная критика: хорошая жизнь, говорят нам, понималась слишком узко. Она требует «равновесия» между работой и домом. А в современной экономике, для которой характерна ненасытность, просто не остается времени и спокойствия для домашней жизни и заботы о детях. В этом случае критики желают не оспорить хорошую жизнь как таковую, а просто расширить ее до домашнего пространства. Они предполагают, что можно создать новую экономику, в которой у участников «будет и то и другое» — богатая семейная жизнь, позволяющая постоянно общаться с детьми и характерная, вероятно, для традиционных обществ, существовавших столетия назад, но теперь она не должна привести к утрате динамизма, на который способна современная экономика, и процветания, как его самого главного результата. Однако разговоры о «балансе жизни и работы», как если бы работа не была составляющей жизни, позволяют усомниться в том, действительно ли эти критики разобрались с хорошей жизнью и с условиями, от которых она зависит. Процветание в мире труда может возникнуть только из эмоциональной увлеченности, которая ведет к глубокому погружению в работу, за которое, в свою очередь, приходится чем-то платить. Если переход на четырехдневную рабочую неделю или обустройство яслей в офисах многих компаний не повредили увлеченности работников и эффективности, пусть эти компании так и действуют. Но навязывание подобных практик (за счет налога или штрафа) может обернуться для других компаний снижением активности сотрудников, а потому частичным ослаблением их энергичности и динамизма. Компании одна за другой усвоили, что механическое производство может осуществляться силами надомных работников, однако для инноваций нужен офис, где сотрудники могли бы взаимодействовать друг с другом.

Еще более важный пункт состоит в том, что жизнь дома может быть частью хорошей жизни только в том случае, если она полна вызовов и сложных задач. Иногда людям приходится решать более серьезные задачи у себя в семье, а не на работе, но они вряд ли могут рассчитывать на то, что им удастся достигнуть большего процветания, если они откажутся заниматься решением этих задач. Хорошо формулирует этот аргумент Кэти Ройпе: