Читать книгу - "Критическая масса. Как одни явления порождают другие - Филип Болл"

В своем самом первом трактате, посвященном проблемам голосования и выборов, Кондорсе еще в 1785 году (см. гл. 3) затронул другую очень важную проблему демократического выбора, отметив, что кривые предпочтений могут не иметь одного пика даже для отдельно взятого человека. Это утверждение представляется на первый взгляд странным, но всегда ли мы сами имеем единственное предпочтение? Если, например, мы имеем четкое мнение о допустимых расходах на содержание администрации, то предпочтем на выборах проголосовать за партию, которая обещает нам придерживаться по возможности этого уровня. Но иногда мы сами не знаем точно, чего хотим, и существуют ситуации, по отношению к которым мы, даже при долгом размышлении, не можем выработать четкой позиции. Например, в начале 1990-х годов, когда в бывшей Югославии разгорелись кровавые этнические конфликты, американская общественность не смогла выработать единой позиции, так как преобладали две противоположные точки зрения: часть граждан считала, что США обязаны предпринять массированную интервенцию для прекращения кровопролития, а другая — что США вообще не должны вмешиваться в эти события. Любые промежуточные действия казались просто бессмысленными, так как, например, посылка небольшого миротворческого контингента подвергала риску американских военнослужащих без надежды на окончание конфликта. Кстати, за двадцать лет до этого американское общество стояло на грани глубокого раскола почти по той же причине — я имею в виду войну во Вьетнаме.

В таких ситуациях, заключает Кондорсе, правление большинства (что, в сущности, и означает в нашем представлении демократию) не может быть стабильным. Он же рекомендовал такую организацию выборов, при которой каждый кандидат встречался с каждым по очереди в публичной дискуссии. В современной теории и практике избирательных процессов такие дебаты довольно популярны, в связи с чем участника дебатов, победившего всех соперников в личных встречах, называют победителем по Кондорсе. Нетрудно показать, что во многих случаях такой победитель не будет лучшим выразителем мнения различных групп избирателей, более того, имеются примеры, когда проигравший по Кондорсе (тот, кто проиграл все личные дебаты) оказывался в результате победителем на настоящих выборах.

Конечно, процедура голосования по Кондорсе представляет собой лишь альтернативу главному принципу определения простого большинства голосов. На самом деле процедура голосования может быть организована по различным схемам, изучением и сравнением которых занимается отдельная научная дисциплина, называемая теорией выбора. В качестве примера можно привести схему, которую предложил в конце XVIII века известный французский ученый Жан Шарль де Борда для процедуры выборов во Французскую академию наук. В соответствии с процедурой Борда каждый голосующий присваивал каждому кандидату некий ранг, равный количеству кандидатов, менее предпочтительных, чем рассматриваемый кандидат. Чем выше ранг, тем, естественно, более предпочтительным выглядит кандидат на фоне остальных. Победителем становился кандидат, набравший наибольшую суммарную оценку всех голосовавших. Этот метод представляет собой разновидность так называемого пропорционального представительства, однако он тоже далек от идеала, поскольку победа в нем зависит от рангов, которые приписываются явным аутсайдерам.

Понятно, что идеальная система голосования не должна приводить к явным несуразностям, и теория выбора как раз занимается оценкой логической совместимости предлагаемых методов. Например, конечный результат должен обладать математическим свойством транзитивности, т.е., если Избиратели предпочли кандидата А кандидату Б, а кандидата Б кандидату В, то кандидат А имеет безусловное преимущество перед В. Кроме того, результат выбора не должен зависеть от сокращения списка: если А выбрали из группы А, Б и В, то А должен становиться победителем и при выборе только между А и Б.

Проблема заключается в том, что ни один из механизмов голосования не удовлетворяет всем предъявляемым логическим требованиям, причем это обусловлено не тем, что мы пока не смогли придумать идеальный механизм, а тем, что такой механизм просто не существует. Американский экономист Кеннет Арроу когда-то предложил и доказал удивительную и даже шокировавшую многих специалистов теорему невозможности, в соответствии с которой единственным механизмом коллективного выбора, формально удовлетворяющим всем логическим требованиям и позволяющим выбрать один набор предпочтений (т. е. одного кандидата) из группы, является диктатура — правление одного человека. Очевидно, что в этом случае мы вообще не сталкиваемся с коллективным процессом! Похоже, что Арроу невольно и совершенно иным путем пришел к тому же выводу, что и Томас Гоббс три столетия назад!

Из парадокса Арроу вытекает, что не существует корректной альтернативы диктатуре. Так что мы вынуждены либо смириться с весьма нежелательными последствиями (включая неустойчивость всей системы) принятия решений простым большинством голосов, либо найти этому демократическому принципу достойную замену. В частности, внимание исследователей всегда привлекали различные усложненные схемы голосования, однако, к сожалению, пока ни одна из них не представляется достаточно ясной и защищенной от манипуляций. Другими словами, мы вынуждены признать, что демократия — весьма ненадежный и даже «скользкий» механизм управления. Для политических деятелей и общественности западных стран это утверждение представляется крайне неприятным, они лишь очень редко и с крайней неохотой признают, что демократия не является лучшей и даже в некотором смысле самой «честной» системой, но обычно при этом добавляют, что демократия (возможно) наименее подвержена коррупции.

Я хочу вновь напомнить, что все сказанное вытекает из моделей, в которых каждый голосующий действительно осуществляет независимый выбор. Статистический анализ, проведенный физическими методами, уничтожает и это упрощающее предположение, в результате чего перспективы создания действительно работоспособной и справедливой демократической системы выглядят еще мрачнее. Возможно, именно соображения такого рода привели в 1863 году канцлера Германской империи Отто фон Бисмарка к заключению: «Политика не относится к точным наукам»².