Читать книгу - "Защита вместо борьбы - Николай Иванович Курдюмов"

в начале 80‑х у плодожорки было два–три выраженных поколения. Их вовремя травили — и плодожорка здорово поумнела. Сейчас вылетает, когда хочет, до двенадцати раз за лето. Кроме того, часть куколок уходит на отдых, и рождается только на будущий год. И, конечно, из десятка инсектицидов работает один. Во, сила духа! То же — фитофтора: теперь у неё больше 140 генетически различных рас, из–за чего селекция на устойчивость уже невозможна в принципе.

«Духовно» развиваются и бывшие скромно–незаметные. Природа всё равно добьётся равновесия. Не хотите баланса между хищниками и вредителями — вот вам баланс между противниками! За последние десять лет всерьёз показали зубы 46 вредителей, которые раньше тихо молчали в тряпочку. Новых болезней ещё больше. Похоже, старые противники готовят кормовую нишу для новых и принимают их в свои ряды. Скоро поле будут уплетать не два–три доминантных вида, как раньше, а двадцать–тридцать устойчивых и равно вредоносных видов. И на каждого нужен будет свой способ борьбы. Что делать–то будем, братцы–химики?

Ну и перспективочка! Поля уравновесились сотнями видов едоков, им не страшны уже никакие мыслимые яды, а у нас кончилась фантазия. По причине самоотравления мозга. Если мы ещё живы. (Злобный мефистофельский смех.)

Ах, да: почему именно к химии так легко приспособиться? Ну, представьте: в природе у этого жука или гриба сотни врагов и конкурентов. И каждый травит его антибиотиками и токсинами собственного производства. И эти яды постоянно немного меняются: эволюция–то на месте не стоит. Но всё равно, наш герой справляется — успевает их прочитать, усвоить и выработать устойчивость! А тут — одна конкретная молекула. Причём синтетическая, то есть всегда одинаковая. Да раз плюнуть! Или, пардон, в туалет сходить. До сих пор не забуду груши у одного клиента: липкие, сплошь залитые мутной медвяной росой. Он хлорофосом тлю травил, аж три раза. Та сидит, как и сидела, только морщится: понос у бедняги!

И что интересно: ведь противники от нас этого факта не скрывали. Наоборот, честно всё показывали! Первой ринулась вразумлять нас домашняя муха. Обсыпаемая ДДТ, она разобралась с ним за тридцать поколений, что тут же нам и показала: открыто перестала дохнуть по всей Европе. Мы не въехали. Терпеливая муха, движимая истинным гуманизмом, ещё сорок поколений не теряла устойчивости: смотрите, люди, что будет! Мы: «Ах, человек слабее мухи?!» — и новые яды выкатили. Муха: «Ну, как хотите». И стала устойчивой к ним ко всем. До сих пор эффективного нету. Правильно соображаете: и не будет. А муха — была, будет и есть.

Другие насекомые тоже ничего не скрывают. В том числе и широту своего генетического кругозора. Выработав устойчивость к одному яду, они легко перестают реагировать ещё на несколько, даже из других химических групп. Перекрёстная устойчивость по–научному. Ну, так у них генотип устроен. И не только у насекомых — у всех: у микробов, у растений!

И знаете, что всё это может значить? Что когда–то были уже на планете все эти яды… Факт: если яд исчезает, через несколько лет устойчивость к нему падает. Но если снова этим ядом облить — быстро восстанавливается. Значит, она не исчезает, а просто перестаёт внешне проявляться. Для совершенно нового яда мухе понадобилось всего тридцать поколений. Это очень быстро! Вопрос: она устойчивость создала — или восстановила?..

Клещи, как и тля, берут числом, то бишь стремительностью смены поколений. За три года их устойчивость к любому яду легко достигает 20–30. Достижение рекордсменов — 1200! Полтора десятка видов самых продуктивных российских клешнятых игнорируют всё, кроме самых новых ядовитых изощрений.

А что же — друзья–хищники? Спаси их Господь! В их желудки попадают не сами яды, а только их остатки, во многом обезвреженные жертвами. Попробуй тут, приспособься! Вот и дохнут бесславно. В обычном химическом агроценозе всего 3–4 вида хищников, а должно быть 30–40!

Тем не менее, они тоже стараются, лезут на отравленные поля: корма–то завались. Но их устойчивость растёт на порядок медленнее. На сегодня устойчивых хищников всего с десяток, и никакой погоды они не делают. Посему многие лаборатории искусственно выводят их устойчивые породы. Ох… При всём уважении к их работе, я всё же надеюсь, что такая «биологическая защита» нам не потребуется!

Грибы справляются со своими ядами — фунгицидами — ещё лучше. Мутации у них гораздо чаще. Выживает тот, кто умеет обезвреживать яд. Выживший даёт за лето миллиарды спор. Обычный срок освоения нового фунгицида — 2–3 года. За это время появляется десяток новых рас — разновидностей с новыми способностями. На сегодня практически неуязвимы больше полутора сотен видов грибных противников. Увы, особенно быстро грибы адаптируются к системным фунгицидам, проникающим внутрь растений. Механизм работы системников более конкретен и узок, и его проще освоить. Например, скор и ридомил уже далеко не везде эффективны. Контактные фунгициды — в основном медные препараты — более стабильны. Видимо, затрагивают такую основу жизни, через которую не перешагнёшь. За шестьдесят лет устойчивость к ним поднялась всего до 10–12. Но и этого, сами видите, более чем достаточно: хоть залейся бордоской — толку чуть.

Наработав устойчивость, микробы держат её три–четыре года. Потом перестают проявлять. Но если снова применить знакомый яд, тут же восстанавливают.

Бактерии и вирусы так же стремительно адаптируются к антибиотикам.

Кстати, недавно я обнаружил: пестициды и лекарства — полные аналоги по сути. Эти явления симметричны во всех деталях! А вдуматься — ничего тут нет удивительного. Наш организм, как и агроценоз — экосистема, живое сообщество. И способы разрушить их одинаковы. Медики знают: устойчивость микробов к антибиотикам давно выросла в тысячи, десятки тысяч раз. Болезни на глазах дробятся на расы: гепатит А, В, С… Одних стафилококков уже штук двадцать, и для каждого изобретают свой антибиотик. И тоже — на пару лет. Та же гонка: кто кого. То же усиление противника и ослабление партнёров. И результат тот же: наш прогрессирующий, тотальный иммунодефицит.

Сорняков, устойчивых к гербицидам, на сегодня больше 120 видов. Они разбираются с ядами так же успешно, хоть и своим способом. Гербициды не вызывают мутаций, да и мутируют растения нечасто. Хватив яду, сорняки «думают» медленно, много лет: ищут разновидность с природной устойчивостью. Где? В почве, среди своих же миллионов семян. Рано или поздно пахота все их поднимет: прорастайте, милые! И