Читать книгу - "Насосы интуиции и другие инструменты мышления - Дэниел К. Деннетт"

1. Вы побеждаете в гонке за совершение открытия, которое становится основой для огромной экспансии научного знания (и получаете за это Нобелевскую премию), но впоследствии становится понятно, что это открытие, как выразился Хамфри, на самом деле никому не принадлежит. (Здесь вспоминаются Крик и Уотсон: если бы они не победили в гонке в тот момент, несомненно, вскоре это удалось бы Лайнусу Полингу или еще кому-нибудь.)

2. Вы предлагаете такую оригинальную, такую немыслимую до вас теорию, что ваша фамилия становится нарицательной, но ваша теория оказывается по большей части неверной, хотя и продолжает годами – и даже столетиями – рождать важные споры. (Здесь мне на ум приходят картезианский дуализм о сознании, теория эволюции Ламарка, бихевиоризм Скиннера и представления Фрейда обо всем – от младенческой сексуальности и неврозов до искусства, музыки и литературы.)

Более удачным, хотя и менее известным примером варианта (2) могут служить амбициозные труды Декарта по физике, которые были настолько весомы и настолько неверны, что стали в итоге провокацией для Исаака Ньютона, намеренно назвавшего свой революционный труд (написанный в 1687 г.) “Математическими началами натуральной философии”, чтобы его заглавие перекликалось с “Первоначалами философии” Декарта (1644 г.) и не возникало сомнений, какое представление о мире Ньютон намеревается изменить. Не стоит забывать и о лингвистике Хомского. Она явно проходит проверку на оригинальность. Как было при победе яхты “Америка”, которая дала имя Кубку “Америки”, когда Хомский появился на сцене, соперников на горизонте было не разглядеть. В последующие годы изначальное теоретическое зерно – “трансформационная” теория, изложенная в “Синтаксических структурах” Хомского (опубликованных в 1957 г.), – было в основном забыто и сменилось разнообразными потомственными теориями, столь же отличавшимися от своего общего предка, как страусы, колибри и альбатросы отличаются от динозавров, от которых они произошли. Значит ли это, что Хомский в 1957 г. совершил плодотворную ошибку, или же он скорее (динь!) открыл великую истину? Ответ “да” подходит здесь как нельзя лучше.

Мы уважаем ученых, совершающих полезные ошибки, – вспомните Вольфганга Паули, который, как известно, презрительно отозвался о работе одного теоретика, сказав, что она “даже не ошибочна”. Но, если бы вам пришлось выбирать, променяли ли бы вы возможность стать первым и правым на шанс оказаться оригинальным и провокационным? Решить не так-то просто, правда?