Читать книгу - "Пруст и кальмар. Нейробиология чтения - Марианна Вулф"

К концу 4-го тысячелетия до нашей эры произошел второй прорыв: отдельные шумерские записи превратились в систему клинописи, а египетские символы стали системой иероглифов [15]. Ученые все больше спорят о том, были ли шумеры и египтяне изобретателями письменности, но нет сомнения, что шумеры изобрели одну из первых и самых почитаемых систем письма, влияние которой продолжилось в замечательной ассиро-вавилонской системе, использовавшейся по всей Месопотамии [16]. Слово клинопись происходит от латинского cuneus, что означает «гвоздь», то есть само слово описывает клиновидную форму шрифта. Используя заостренный стебель тростника, наши предки создали шрифт, который для неопытного глаза выглядит как следы птичьих лапок (см. рис. 2.4).

Рис. 2.4. Примеры клинописи

Открытие этих странноватых символов произошло сравнительно недавно и свидетельствует о том, на какие жертвы порой готовы идти отважные лингвисты, чтобы понять, как появился язык. Современные исследователи любят рассказывать о том, как в XIX веке ученый и военнослужащий Генри Роулинсон рисковал жизнью, чтобы исследовать древние письмена на территории современного Ирана. Роулинсон свисал на веревке с высоты почти сто метров и копировал первые шумерские надписи, вырезанные на поверхности отвесной скалы [17].

К счастью, 5000 сохранившихся до наших дней шумерских табличек значительно более доступны для изучения. Их находили в шумерских дворцах, храмах и складах, так как эти письмена были первоначально изобретены и использовались в первую очередь для ведения дел и учета. У самих древних обитателей дельты Тигра и Евфрата было намного более романтическое представление о том, как возникло их письмо. В одном эпическом произведении посланник от владыки Кулаба прибыл в отдаленное царство настолько усталым, что был не в состоянии передать важное устное сообщение. Чтобы обезопасить себя в подобном случае, царь Кулаба для подстраховки «слепил кусок глины и выдавил на нем слова как на табличке… и воистину было так» [18]. Так появились первые записанные слова, хотя шумеры обошли молчанием неудобный вопрос о том, кто смог прочитать слова владыки Кулаба.

Более определенна роль шумерской письменности как важного рубежа в эволюции письма. Это была настоящая система, и в ней было все, что необходимо для возникновения когнитивных навыков писателя, читателя и учителя. Первые шумерские клинописные знаки (хотя они были значительно более сложными, чем токены) требовали лишь немного более высокого уровня абстракции, потому что, как правило, были пиктографическими, то есть визуально напоминали репрезентируемые объекты. Пиктографические знаки легко опознавались зрительной системой, которой далее приходилось лишь сопоставить знак с именем объекта в устном языке. Станислас Деан считает, что многие из символов и букв, используемых в системах письма и счета во всем мире, включают общие визуальные формы и черты, которые соответствуют объектам в природе [19]. Французский писатель Виктор Гюго увидел это еще в начале XX века. Он предположил, что все буквы произошли от египетских иероглифов, которые, в свою очередь, возникли из образов нашего мира, таких как реки, змеи и стебли лилий. Конечно, эти схожие мысли писателя и нейробиологов так и остаются гипотетическими, но они обращают наше внимание на то, как мозг научился узнавать сначала буквы, а потом слова с такой быстротой. Согласно эволюционной точке зрения Деана, для обработки ранних пиктографических символов, основанных на известных формах окружающего мира, стали использоваться нейронные цепи, первоначально предназначенные для распознавания объектов и наименования.

Такое простое положение дел, однако, сохранялось недолго. Вскоре после возникновения шумерская клинопись загадочным и очень удивительным образом усложнилась. Символы очень быстро утратили пиктографичность и стали логографическими и более абстрактными. Логографическая система письма передает непосредственно понятия устного языка, а не звуки слова. Со временем многие из шумерских письменных знаков стали репрезентировать некоторые слоги устного языка. Такая двойственная функция системы письма классифицируется лингвистами как словесно-слоговая, а она предъявляет к мозгу значительно более высокие требования.

Фактически, чтобы выполнять эти двойственные функции, нейронные цепочки читающего мозга шумеров должны были бы его «оплетать», пересекаясь во всех направлениях. Во-первых, было бы необходимо иметь значительно больше путей в зрительной области и области зрительных ассоциаций с целью декодирования того, что со временем стало сотнями символов клинописи. Такие изменения в зрительных областях, по сути, эквивалентны добавочной памяти на жестком диске. Во-вторых, концептуальные запросы словесно-слоговой системы неизбежно задействовали бы больше когнитивных систем, которые, в свою очередь, потребовали бы больше связей со зрительными областями в затылочных долях, языковыми областями в височных долях и с фронтальными долями. Фронтальные доли задействуются из-за их роли в «управляющих навыках», таких как анализ, планирование и сфокусированное внимание. Все эти навыки необходимы для обработки маленьких слогов и звуков в составе слов и множества семантических категорий, таких как «человек», «растение» и «храм».

Внимание к отдельным звуковым образам в составе слов было совершенно необычным для наших предков и возникло из-за чего-то исключительно важного. Когда шумеры начали добавлять новые слова, они ввели в письменность то, что называется ребусным принципом или принципом фонетизации. Это происходит, когда символ, например «птица», репрезентирует не значение, а скорее звучание, и в шумерском языке это был первый слог слова. Таким образом, символ, обозначающий птицу, мог выполнять две задачи: передавать значение или звук речи. Устранение неоднозначности в этом случае требовало, несомненно, еще больше новых функций, включая специфические маркеры как для звуков, так и для обычных категорий значения. Эти фонетические и семантические маркеры, в свою очередь, требовали более сложных нейронных схем.

Чтобы представить себе, на что постепенно стал похожим мозг шумера, мы можем вернуться к результатам, полученным группой Рейчла, которая анализировала, что происходит, когда к словам добавляется значение [20]. Они изучали, как мозг читает псевдослова и настоящие слова, в которых все буквы были одни и те же, но значение имела только одна их комбинация. В каждом случае сначала активировались одни и те же зрительные области, но псевдослова стимулировали лишь незначительную активность после их идентификации в областях зрительных ассоциаций. В случае настоящих слов мозг просто «гудел» от активности. Запускалась целая сеть процессов: зрительные области и области зрительных ассоциаций реагировали на зрительные образы (или репрезентации); фронтальные, височные и теменные области обеспечивали информацию о мельчайших звуках в составе слов (фонемах); наконец, области в височных и теменных долях обрабатывали значения, функции и связи с другими настоящими словами. Различия активации между двумя вариантами расположения одних и тех же букв (в составе псевдослов и настоящих слов) охватывали почти половину коры мозга. Воспринимая слова, записанные клинописью или иероглифами, первые читатели – шумеры и египтяне – явно использовали части этих же областей, когда начали создавать первые системы письма.