Читать книгу - "Егор - Мариэтта Чудакова"

В тот день угроза того, что подобное повторится, была реальной. Когда десятки, возможно, сотни тысяч людей собрались на площади, в зданиях КГБ раздавали гранаты, готовили к бою счетверенные пулеметы. Те, кто там находился, историю событий 27–28 февраля в Петрограде знали. При удачной провокации кровавая каша была гарантирована.

Один из участников событий, А. Яковлев (Александр Николаевич Яковлев, фронтовик, хорошо представлял себе, что произойдет на площади после десяти минут стрельбы одного счетверенного пулемета… – М. Ч.) описывает происходившее так: “В бурные дни августа 1991 года я выступал на митинге на Лубянке. Психологически это были необыкновенные дни. Толпа на Лубянке была огромная. Что бы я ни сказал, толпа ревела, гремела аплодисментами. Кожей ощутил, что наступает критическая минута. Задай я только вопрос, вроде того, а почему, мол, друзья мои, никто не аплодирует в здании за моей спиной и, мол, любопытно, что они там делают, – случилось бы непоправимое. И как только эта мысль пришла в голову, спина похолодела, я понял, что взвинченных и готовых к любому действию людей надо уводить с площади, и как можно скорее. Быстро спустился вниз и пошел в сторону Манежной площади. Меня подняли на руки, я барахтался – наверное, до этого только мать держала меня да еще медицинские сестры в госпитале во время войны – и так несли до поворота на Тверскую. Милиция была в растерянности, увидев массу людей, заполнившую улицу. Меня проводили до здания Моссовета. До сих пор уверен, что, не уведи я людей с площади именно в тот момент, трагедия была бы неминуема. Толпа ринулась бы громить здание КГБ”».

«Угрозу массового насилия удалось отвести, – продолжает Гайдар в книге “Смуты и институты”. – Служащим ЦК КПСС пришлось покинуть свои кабинеты, но их никто не избивал и, тем более, не убивал».

Из личных воспоминаний. Я видела это своими глазами. Сотрудницы ЦК – главным образом женщины – выходили из запасных входов, откуда-то со двора, с авоськами (хорошо помню! этих сетчатых сумок больше нет – остались в советском времени), чем-то наполненными, боязливо поглядывая на толпу. Шли как сквозь строй.

В толпе что-то выкрикивали, но пальцем никого не тронули. А для меня главным зрелищем стал высоченный, древнеегипетских масштабов парадный подъезд. Потому что посередке он был заклеен – внахлест – двумя белыми листами бумаги, формата А4.

А на этих листах крупными буквами, простой шариковой ручкой было написано:

ЦК КПСС ЗАКРЫТ

Я смотрела-смотрела, глядела-глядела – и не могла наглядеться…

…Вдруг раздался чей-то крик:

– Архивы выносят!

И в переулок, ведущий на задворки здания ЦК, кинулась, топоча, небольшая, очень пестрая по составу толпа – человек 30. По виду большинства этих людей можно было с уверенностью сказать, что они имеют весьма туманное представление о том, что такое архивы… Возможно, у того, кто крикнул, застряло в памяти, что в Февральскую революцию жгли архивы.

За толпой бегом бежали двое иностранных журналистов с кинокамерами на высоких штативах…

«Разительный контраст происходившего с тем, что случилось после краха царского режима, – продолжает Гайдар. – Сказалось стремление тех, кого слушалась толпа, не допустить кровавого исхода, избежать развития событий по сценарию 1917–1922 годов.

…Опираясь на исторический опыт, можно было предполагать, что при крахе территориально-интегрированной (то есть, сосредоточенной на единой территории – не разбросанной, как некогда Британская империя, далеко за границами метрополии – центральной части империи. – М. Ч.) империи большая кровь неизбежна». Почему этого не случилось?

Гайдар выдвигает свои гипотезы:

«Думаю, что важными факторами были уровень образования, степень урбанизации, то, что крах режима не наложился на большую войну, когда основными участниками событий становятся массы вооруженных людей.

Сказалось и иное. Два ключевых участника процесса принятия решений, Б. Ельцин и М. Горбачев, не хотели насилия. Но если после краха старого режима выбираешь линию на ограничение насилия, надо трезво оценивать последствия такого решения.

Первое, что произошло после крушения коммунистического режима, стержнем которого были КПСС и КГБ, – объявление бывших советских республик о своей независимости. В этом нет ничего неожиданного. Такое право предоставляла им советская Конституция. В свое время лозунг о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения, помог большевикам выиграть гражданскую войну, удержать власть. Это был лозунг, не более того».

Но сколько людей приняли ленинские лозунги за чистую монету!.. Этим способом и была большевиками захвачена и удержана власть.

Вы уже читали на страницах этой книжки, что советская власть никогда и не думала разрешать какой-либо союзной республике осуществить свое конституционное право и выйти из Союза. Собственно, эту двусмысленную ситуацию – «можно, но нельзя» – запечатлела первая же строка советского гимна (впоследствии в третий раз перекроенного одним и тем же автором – С. В. Михалковым): «Союз нерушимый республик свободных»…

Но вот этот час настал. Нерушимый Союз обрушился. Республики почувствовали себя свободными не на словах, а на деле.

У власти, которая, пустив танки по улицам столицы, погубила троих молодых людей – защитников Белого дома – и практически распалась в три дня, никто больше спрашивать разрешения не собирался.

Гайдар в своей последней книге «Смуты и институты» приводит сообщения, появлявшиеся одно за другим в газете «Известия» от 26 августа до 2 сентября:

«24 августа 1991 года провозгласила свою независимость Украина, тогда же Россия признала независимость Литвы, Латвии, Эстонии. 27 августа заявила о суверенитете Молдавия, 30 августа – Азербайджан, затем Армения, Узбекистан и Киргизия. Горбачев и руководители союзных республик заявили, что в создавшейся ситуации продолжение работы союзных органов власти невозможно.

Съезд народных депутатов СССР принял решение о самороспуске. У него не было иного выхода. За ним не было ни силы, ни легитимности, как не было их за Государственной Думой после отречения Николая II. Возникла ситуация, которую человеку, прожившему жизнь в стабильном обществе, понять трудно. Начиненная ядерным оружием территориально интегрированная империя развалилась в считанные дни. В ней не стало работающих государственных институтов.

И прежде всего – развал союзной армии. При крахе полиэтнических империй именно она оказывается наиболее уязвимым институтом. Это хорошо известно по опыту разложения австро-венгерской армии в 1918 году». Поражение Австро-Венгрии в Первой мировой войне, повлекшее за собой распад еще недавно мощной империи, Гайдар связывает именно с этим. То, что части ее армии, не являвшиеся австрийскими или венгерскими, «не готовы сражаться за империю, стало важнейшим аргументом в пользу капитуляции».

Это повторилось на пространстве советской многонациональной империи осенью 1991 года.