Читать книгу - "Футбольное поле - Аделия Амраева"

– Да не надо было, что вы, – тётя Оля удручённо смотрит на тумбочку.

– Нет-нет, – Болат Серикович поднимает руку. – Всё для Димы, – поворачивается ко мне: – Ну, я жду тебя через недельку. Больше тонуть не будем, да?

Лучше б я вчера утонул, чем ещё раз на плавание идти!

– Да, Дмитрий? – Ответа ждёт, пристал как банный лист.

– Угу, – отворачиваюсь к окну.

– Ну, ты отдыхай, – Болат Серикович поворачивается к маме: – Я пойду. Вас подвезти?

– Нет, спасибо. Я ещё с Димой побуду, – сдержанно отвечает она и снова садится, опять начинает гладить меня по голове.

– Ой, а можно я с вами? – тётя Оля целует маму. Потом меня. Измазала помадой и трёт мне щёку. Фу!

– Ты когда уезжаешь? – спрашивает мама.

– Мы на эту пятницу билеты купили. Ну, убегаю, – тётя Оля машет нам рукой, и они с Болатом Сериковичем уходят.

Отчего-то хочется спать.

– Капельница заканчивается, тётя Таня! Я за медсестрой побежала, – голос Айки слышится так, будто я под водой. Будто я снова тону…

Меня выписали через два дня. Тётя Оля к тому времени уехала в отпуск. Мама долго разговаривала с врачом, а я ждал её в коридоре. Смотрел на входящих посетителей: кто в халате и бахилах, кто без них – видимо, обманом проскальзывали, ведь платить за бахилы несколько раз в день не каждый захочет. По дороге домой мама предложила:

– Почему бы тебе не провести недельку-другую у тётушки Нины?

Баба Нина – мамина дальняя родственница. Мама рассказывала, что некоторое время жила у неё, когда переехала из Москвы, и баба Нина ей помогала. Тогда как раз я родился. Живёт она в пригородном поселке, и я нередко провожу у нее каникулы. У мамы много работы, а бабе Нине особо делать нечего, всего-то забот – кошка Клёпа да пара кур. Иногда к ней приезжает её внук Андрей. Только он старше меня на три года и у него постоянно какие-то свои дела. Но я не скучаю. Сбегаю с утра за продуктами в магазин, а потом мчусь к Алимжановым.

Тётя Зарина и дядя Чингиз Алимжановы – соседи бабы Нины. А их сын Тимур – мой лучший друг.

– Ну, – мама улыбнулась, – поедешь?

Я удивился, даже очень. Как-то не ожидал от мамы такой хорошей новости. Две недели с Тимкой! Нет плаванию, нет танцам, нет математике! Далеко-далеко от Бахи, от Кольки, от Болата Сериковича, от Айки – от всех. Дядя Чингиз однажды подсчитал расстояние от центра города до них и сказал, что это как минимум тридцать четыре километра.

– Поеду! – я даже взвизгнул от радости.

Но отчего-то грусть вернулась сразу, как только мама привезла меня в посёлок.

Мы с Тимкой обычно все дни напролёт разговаривали о футболе, а летом играли на школьном стадионе с поселковыми ребятами. Тогда даже Андрей присоединялся. Только мы всегда были в разных командах.

Играют они все не ахти, но ничего. Свою команду я тренировал перед каждым матчем. Правда, мяч хороший по всем дворам приходилось искать. Стадион – сущий кошмар! Ворота – три приваренные друг к другу трубы, а на поле ни одной отметки, даже в центре. Одно из двух: либо пыль столбом, либо грязь по щиколотку. Когда я возвращался в город на свой школьный стадион, был рад ужасно. Не высший класс, но по сравнению с поселковым – цивилизация.

У Тимки школа поменьше, вся облезлая. Одна на несколько посёлков. Детей из-за приезжих становится всё больше и больше, и вот уже второй год Тимка жалуется, что приходится учиться в три смены.

Мама собирается быстро: попила чаю, пошепталась с бабой Ниной – и вот уже целует на прощание. Своё коронное «Будь хорошим мальчиком!» почему-то не говорит. Гладит по голове и уходит.

Проходит час, и Тимка кричит меня у ворот.

– Смотри, Димочка, тебя уже Тимочка зовёт. – У бабы Нины такая привычка: все имена она переделывает в нечто невероятное – Андрюшенька, Танюшенька, Димочка, Тимочка, Клеопатрочка… И меня это раздражает. Но Тимка всегда смеётся:

– Да брось ты! Она же любя. – Добрый такой, до мозга костей.

Выхожу на его крик. Вижу Тимкино сияющее лицо и улыбаюсь в ответ:

– Привет!

– Привет, Дим! Ты к нам надолго?

– На две недели вроде, – сажусь на скамейку у ворот.

Тимка подходит ближе:

– С учёбой уже всё? А то тебя ж постоянно на дополнительные занятия оставляют!

– Нет, не всё. Но я слышал, как мама бабе Нине рассказывала, что врач порекомендовал.

– Что порекомендовал? – Тимка садится рядом.

– Сменить обстановку.

– Это как?

– Не знаю – сам бы рад понимать этих взрослых!

– А ты что, болеешь? – Тимка беспокоится.

– Нет.

– Ты сказал – врач.

– Ну и что! – раздражаюсь. Я не хочу говорить о больнице. А главное – о том, почему я там оказался.

– Две недели, – Тимка хлопает меня по спине, – это круто! Тогда ещё успеем на стадион, а то я сегодня не могу.

– Тим, я больше не пойду на стадион. – Мне кажется, или львы вернулись?

– Почему?

– Я… – беру на руки пушистую Клёпу, которая вальяжно выходит из калитки. – Я больше… В общем, не играю я больше в футбол…

– Почему-у-у? – Тимка мычит удивлённо, даже обиженно.

– Мне нельзя.

Молчим.

– А ты сегодня что будешь делать? – спрашиваю наконец.

– Да мне Дилярку надо в «Бэбилон», в «Мету», свозить, я родителям обещал, – Тимка всё ещё расстроен. – А если ты в футбол не играешь, то во что тогда?

– Не знаю. – Мне опять хочется убежать.

– А, – тянет Тимка, – понятно.

Опять молчим. И вдруг Тимка восторженно:

– А поехали с нами в «Бэбилон»?

– В город, что ли? Я ж только оттуда.

– Ну и что? Я первый раз сам поеду, мама беспокоится, папка говорит, что давно пора. А я вот боюсь. Вдруг потеряюсь?

Я смеюсь.

Тимка старше меня на два года. Но мне иногда кажется, что я старше. Он многого не знает и многого боится. Хотя… Когда он водит меня по посёлку, я понимаю – он старше. В посёлке он знает всё. И ничего не боится. За мной как-то гонялась корова, Тимка её отогнал. А потом долго надо мной потешался. Ещё он бесстрашно ловил петуха в курятнике, когда Дилярка заболела. Тётя Зарина хотела сварить бульон, а дядя Чингиз был на работе. Тут уж я над Тимкой хохотал: он вышел весь исклёванный, испачканный и чуть не плакал. Сейчас Алимжановы кур не держат. Да и коров я в посёлке не видел давно. У всех либо собака, либо кошка. И всё.

– Не смешно! Это вы, городские, всё знаете! – Тимка готов обидеться окончательно.

Я спешу: