Читать книгу - "Мы с Костиком - Инга Петкевич"

И вот, когда Ромку мне прикрепили, он сначала очень удивился и обиделся, но потом разозлился и возненавидел меня лютой ненавистью. И чем больше я старался его подтянуть, тем сильнее он меня ненавидел.

Я делал за него домашние задания, бегал за пирожками, таскал его мешок с тапочками, даже, пока он гонялся по дворам, сидел с его младшей сестрёнкой. Но ничего не помогало — он только больше меня ненавидел.

Он выдумывал мне всякие прозвища, съедал мои завтраки, пачкал тетрадки. Сделает какую-нибудь гадость — и рад: «А теперь иди жалуйся! Что же ты не идёшь?»

А кому мне было жаловаться? Все думали, что у нас с ним настоящая дружба. Нашу дружбу даже в пример приводили. А думали они так потому, что Ромка за меня заступался. Почему-то он никому другому не позволял меня дразнить: сам дразнил, а другим не позволял. Подерётся с кем-нибудь за меня, а потом ругается, что я навязался на его шею. Это я-то навязался! Будто это меня к нему прикрепили, а не его ко мне. По правде говоря, я и сам уже не понимал, кого из нас к кому прикрепили и что у нас с ним: вражда или дружба.

Однажды я провалился в люк. А когда меня оттуда вытащили и вокруг собралась почти вся наша школа, и все были такие важные и серьёзные, вдруг, откуда ни возьмись, появляется Ромка. Он расталкивает толпу, ругается и, размахивая у меня перед носом кулаками, кричит, что я назло ему полез в этот люк, что меня ни минуты нельзя оставлять без присмотра… И он на глазах у всех даёт мне такую оплеуху, что я чуть было не лечу обратно в люк. Потом он тащит меня к себе домой и сдаёт своей матери, чтобы она привела меня в порядок. И всё это с таким видом, будто я его личная собственность, и он лично меня спас, и если бы не он…

Но это ещё что!

И вот стоим мы однажды в очереди в раздевалку, стоим и от нечего делать номерки жуём. У Терапевта даже зуб сломался. А Ромка сказал, что это потому, что зубы у Терапевта белые, а белые зубы, всем известно, никуда не годятся. Некоторые ещё спорить начали, а Ромка вдруг взял и на глазах у всех откусил от своего номерка целый кусок, откусил и проглотил для пущей важности. Проглотил и меня подзывает. Думал, кусать придётся, а он в окно показывает.

— Смотри, — говорит. — Вон твой батька у забора ходит.

Посмотрел я, а Костик и правда ходит. Обязательно ему под школьными окнами торчать надо, другого места не нашёл.

Но Ромка не засмеялся.

— Он у тебя, кажется, композитор? — спросил он.

— Композитор, — говорю.

— Песни, значит, сочиняет?

— Нет, — говорю. — Не песни.

— Значит, просто музыку, без слов?

— Да, — говорю. — Просто.

— Жаль, — говорит. — Со словами интереснее. Ну да ладно, сойдёт.

Я тогда ещё ничего не понял.

А потом они с Костиком вместе в лифте застряли. Лифт у нас такой. Если в нём застрять, то полдня просидеть можно. Обычно, если кто застрянет, то на лестнице сразу же суета поднимается, беготня, крики, звонки… Но про них даже не знал никто, так тихо они там сидели. Дверь для воздуха открыли и сидели… А мама с работы возвращалась и вдруг под потолком увидела ноги Костика.

Долго их тогда спасали, но, по-моему, они не очень-то и спешили. Сидели там на скамейке и разговаривали.

Вот с тех пор всё и началось. Началась эта история с Ромкиной музыкой.

Мы стали ходить втроём. Ромка присмирел. Вежливый такой стал, положительный. По дворам уже больше не носился, а всё чаще приходил к нам домой. Придёт, сядет где-нибудь в сторонке и сидит. Чинный, и руки на коленях. Если кому-то что-то понадобится, сразу вскакивает и приносит. А потом опять сидит, смотрит перед собой в одну точку и будто к чему-то прислушивается. Маме он очень нравился. А Максимовна так и совсем растаяла. Он ей ведро выносил и за хлебом бегал.

Только мне было не по себе: я ведь знал, что он совсем не такой. Да и вообще, зачем он к нам ходит, и что ему от нас надо? Ко мне зачем-то подлизывается. А если человек подлизывается, ему обязательно что-то надо. Не станет человек ни с того ни с сего подлизываться. Особенно Ромка.

Однажды мне даже показалось, что он хочет что-то стащить. Просто я вошёл в комнату, а он как-то странно шарахнулся, покраснел и спрятал руки в карманы. И мне показалось, что он собирался стащить раковину, которая стояла у нас на рояле. Я даже хотел подарить её Ромке, но он отказался.

Постепенно он осмелел, стал сходить со своего стула. И тогда только стало понятно, в чём дело. То есть в чём дело ещё не стало понятно, но то, что Ромку интересует наш рояль, это заметили все. Да он уже и не скрывал этого.

Он теперь не отходил от рояля. Он осматривал его со всех сторон, даже снизу, трогал, а как-то раз я видел, как он вытирал рояль своим носовым платком…

Ноты ему показались легче букв.

— Мальчик тянется к музыке, — говорила мама и с сожалением смотрела на меня. Вот, мол, у тебя все возможности, а ты не тянешься.

Но всё это была ерунда. Ни к какой музыке Ромка не тянулся. Если человек тянется к музыке, он любит её слушать. Ромка не любил. Стоило кому-нибудь сесть за рояль, как с Ромкой начинало твориться что-то странное. Он вытягивался на своём стуле, как собака, когда она делает стойку, и тут же начинал беспокойно ёрзать, скрипеть и сопеть. А на лице у него было то самое выражение, которое появлялось каждый раз, когда кто-нибудь брал покататься его знаменитый самокат.

Нет, он не любил музыки, он любил рояль и боялся, когда его трогают. Особенно если игралось что-нибудь бурное. Тут на него без смеха нельзя было смотреть, так он волновался.

Однажды за чаем я поделился своими наблюдениями. Все посмеялись. И только Костик вдруг одёрнул меня. Он сказал, что я слишком много на себя беру, а он проверял Ромкин слух, и Ромка очень даже не без способностей.

«Вот уже и заступается», — подумал я и вспомнил их вечные разговоры.

— Разговаривать нужно только о главном, — заявляет Ромка.

А Костик сразу же выглядывает из-за газеты.

— А что такое главное? — спрашивает он.

— Главное — быть мужчиной, — говорит Ромка.

— А что такое быть мужчиной? — спрашивает Костик.

— Мужчина должен быть сильным, смелым и справедливым, — отвечает Ромка.

— И любить бокс, — смеётся Костик.

Ромка краснеет.

— Мужчина должен любить бокс, — твёрдо произносит он.

Или вот ещё.

— Хорошо иметь мотоцикл, — говорит Ромка.

— Я мотоциклов не люблю, — возражает Костик. — Я лес люблю, а по лесу на мотоцикле не проедешь.

— На мотоцикле где угодно проехать можно, — говорит Ромка.