Читать книгу - "Монсегюр. В огне инквизиции - Татьяна Семенова"

Он с силой отпихнул Ветрова и кинулся прочь из квартиры, попутно выкрикнув, что всех юных фашистов упечёт за решётку.

Что было потом — рассказывать нет смысла.

Родителей Оболенского и Ветрова вызывали в школу, Ивана даже хотели исключить. Ветрову же за хулиганское поведение в присутствии полковника в отставке объявили строгий выговор.

Короче говоря, Ветров и Оболенский должны были теперь ходить тише воды, ниже травы. Ещё одно нарушение дисциплины — и вон из школы.

Но, конечно, самым мучительным стало объяснение с родителями. Ветров отделался простым внушением, а вот Иван целую неделю вручную отстирывал скатерть от малинового сиропа и месяц не выходил на улицу гулять, кроме как за хлебом Петру Михайловичу. И ещё последовал самый главный запрет: справлять праздники теперь строго под надзором родителей. А это значит, лучше вообще не справлять.

Вот такая история произошла несколько лет назад с Иваном Оболенским, любителем сюрпризов. С тех пор он, конечно, изменился, стал более серьёзным. Но тяга ко всякого рода хохмам осталась, только придумывать их он стал более аккуратно, чтобы не доводить людей до инфарктов. Например, как-то на спор проехал пять остановок в переполненном автобусе в ластах. Как он садился в общественный транспорт, как объяснялся в этой давке с пассажирами и как потом в этих же ластах вылезал на улицу — отдельная история. Быть может, потом, когда Оболенский станет солидным мужчиной и напишет очень весёлую книжку мемуаров о своём детстве и юности, он всё это в ней объяснит. «Что наша жизнь? Игра!» — эта строка из либретто оперы Чайковского по повести Пушкина «Пиковая дама» как нельзя лучше отражает истинную суть этого баламута и авантюриста.

Итак, сегодня, ко дню рождения Ани Птицыной, он тоже приготовил сюрприз, о чём и заявил, вызвав в памяти друзей массу воспоминаний. Правда, этот новый сюрприз был безобидным и достаточно предсказуемым.

— Ещё один подарок для именинницы! — возвестил Оболенский.

Аня многозначительно посмотрела на Ветрова.

— Надеюсь, он не опасен для жизни? — насторожился Саша.

— Естественно, нет.

— Значит, это неестественный для тебя сюрприз.

Ваня махнул рукой и продолжил:

— Аня! Ты так сокрушалась, что твой день рождения закончился. Но нет! Праздник продолжается!

Сделав это торжественное объявление, он показал рукой на окно и всё так же театрально произнёс:

— Там, в прохладной тиши осенней ночи, под куполом мерцающих звёзд и полной таинственности ночного неба… Как там у Пушкина?

Иван наморщил лоб и процитировал любимого поэта:

…Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звёзды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух. Чуть трепещут

Сребристых тополей листы.

Луна спокойно с высоты

Над Белой церковью сияет…

— Чего это ты про украинскую ночь? Мы в России, вообще-то. В Москве, — хмыкнул Саша.

— Да-да. Что-то на ум не то пришло. Вот. Может, это?

Глубокой ночи на полях

Давно лежали покрывала,

И слабо в бледных облаках

Звезда пустынная сияла.

И Иван мечтательно посмотрел на яркую звезду в ночном небе за окном.

— Так. Ты нам зубы не заговаривай, — Аня подошла к окну и загородила обзор. — Ночь, звёзды, облака… Это, конечно, красиво. Но давай ближе к теме. К чему такой пафос? Что за сюрприз под ночным небом? Я ведь правильно тебя поняла?

Иван, любивший покрасоваться (особенно ему это нужно было сейчас, чтобы про этого нахального однокурсника с индейской причёской уже не вспоминали), решил, что друзья достаточно заинтригованы. Но, не в силах сразу перейти к существу дела, повторил:

— Это будет настоящим триумфом сегодняшнего дня!

Ветров и Птицына уже сгорали от нетерпения. А Иван всё тянул. Довольный, что оказался в центре внимания, он злорадно испытывал своих друзей на выносливость:

— Итак, подумайте, чего ещё не хватает для полного счастья имениннице?

Саша и Аня растерянно переглянулись.

— Хорошо, — снисходительно произнёс Ваня. — Упрощу задачу. Спрошу так: чем всегда заканчиваются праздники?

Ветров подумал пару секунд и, усмехнувшись, ответил:

— Пьяной дракой.

Аня хихикнула, а Ваня разочарованно развёл руками.

— Ну и фантазия у тебя, Ветров.

— Так это жизнь, — философски заметил Саша.

— Ладно. Даю вторую попытку. Ну? Думайте.

Ветров тут же предложил другой вариант, не сильно отличающийся от первого:

— Песни, что ли, орут на улице?

Аня засмеялась, потому что снова вспомнила о Ванькином выпускном школьном вечере.

— Нет, — недовольно произнёс Оболенский. — Ну, давайте, шевелите мозгами. Ведь это так просто!

Аня покачала головой.

— Просто? Зная тебя и твои фокусы, могу утверждать, что это не просто. Нет такой глупости, до которой ты не смог бы додуматься. Так что лучше говори, не тяни. Всё равно не угадаем.

— Эх вы! Это же просто-напросто фейерверк!

Саша развёл руками и восхищённо произнёс:

— Вань, один-ноль в твою пользу.

Через несколько минут все трое были уже на улице и оглядывались в поисках подходящего места. У Вани на плече висела увесистая сумка с петардами.

— Да-а, тут, вроде, негде, — задумчиво произнёс Саша. — На пустыре собачники гуляют. А там, в скверике, какие-то мужики выпивают.

— И что же нам остаётся? — спросил Оболенский.

Они дружно переглянулись и перевели взгляд в сторону забора, за которым виднелось полуразрушенное пятиэтажное здание, предназначенное под снос.

— Пойдёмте туда, — предложил Ветров. — Там и мешать никому не будем, и есть где развернуться. Вчера экскаватор разгребал строительный мусор, получилась небольшая площадка. Я из окна видел.

— Что-то мне не хочется туда, — засомневалась Аня.

— Привидений боишься? — усмехнулся Оболенский.

— Ну, вроде того… Темноты.

— Там фонарь горит, — успокоил Саша. — И мы же с тобой.

— Ладно, пойдём, — без особого энтузиазма согласилась Аня.

Ребята быстро нашли в заборе слабо прибитую доску (забор без лазейки — не забор) и пролезли на строительную площадку. Место это выглядело при свете луны даже жутковато. От старой пятиэтажки осталось полстены, и эти руины одиноко возвышались над грудой строительного мусора. Как-то не к месту смотрелся на этом фоне высокий тополь, украшенный золотой осенней листвой и совсем уж жалко и обречённо — куст акации, наполовину заваленный битыми кирпичами.