Читать книгу - "Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева"

– Ну что тебе, жалко? Силу свою показать хочешь? – рассердился он на товарища. – Пускай тащит!

– «Пускай»! – проворчал Мазин, наблюдая за муравьём. Я ихнюю повадку знаю – он сейчас весь муравейник на помощь приведёт…

К муравью действительно приползли на помощь такие же рыжие большие муравьи; они ухватились за хлебную крошку и тащили её в разные стороны. Мальчики заинтересовались муравьями. Неподалёку оказался муравейник.

– Ишь, трудятся! – с уважением сказал Мазин и, подержав над муравейником ладонь, сунул её Петьке: – Понюхай. Муравьиный спирт вырабатывают…

Но Петька уже забыл о муравьях. Он думал о чём-то своём, обхватив руками голые коленки и часто вздыхая.

– Чего это ты? – покосился на него Мазин.

– Ничего… Я думаю, Мазин… как бы не умерла моя мама…

Петька шмыгнул носом. Мазин протянул ему серую тряпку – бывший носовой платок.

– Высморкайся, – разрешил он. Потом, помолчав, спросил: – А чего же это она так, с бухты-барахты, помрёт вдруг?

– А первая моя мама отчего умерла?

– Не знаю.

– Так и эта может умереть… Будет ждать, ждать… – Петька снова высморкался и шёпотом добавил: – А потом умрёт…

Мазин вдруг вспомнил свою маленькую комнатку и больную мать с повязанной полотенцем головой.

– Эх, жизнь! – тоскливо протянул он. – Плохо быть семейным человеком, Петька…

Петька, услышав в его голосе сочувствие, заплакал.

Мазин сморщил лоб, выпятил губы и уставился на ореховый куст. Потом опустил глаза, одним щелчком сбил с платка муравьёв и встал.

– Враги кругом… война… а мы за мамочкины юбки хватаемся! – сердито сказал он. – Здоровые парни… нам воевать пора!

Петька взмахнул длинными ресницами, мокрые глаза его заблестели.

– Воевать, Мазин?

– А что же, плакать? – жёстко усмехнулся Мазин.

Петька вцепился в его плечо и лихорадочно зашептал:

– Надо было тогда… с Красной Армией уйти… я говорил…

– А товарищей бросить?

– Не бросить, а просто уйти…

Мазин покачал головой, задумался. Петька выжидающе смотрел на него:

– Мазин…

– Надо оружие достать. И всем отрядом – в бой! – сказал Мазин, раздувая ноздри.

Где-то хрустнула ветка. По траве, вытягивая вперёд острую мордочку, пробежал ёжик. Мазин встал:

– Ну, пошли скорей!

Петька завязал узелок, надел его на палку.

Шли долго. На повороте, где когда-то Сергей Николаевич ждал ребят, был врыт столб. На столбе была прибита доска с надписью на чужом языке. Мазин схватил увесистый булыжник, оглянулся. На шоссе было пусто. Петька тоже поднял камень. Вдвоём они сшибли доску на землю и потоптали её ногами:

– Наша земля, наша дорога!..

Потом, взволнованные и довольные этим происшествием, углубились в лес. Шли по памяти и по оставленным когда-то дорожным знакам. У обоих болели ноги, но, чем ближе они подвигались к лагерной стоянке, тем больше ускоряли шаг. Обоими владела одна мечта – найти какой-нибудь след Митиного пребывания в лагере.

– Эх, жизнь! – время от времени бросал на ходу Мазин.

В папоротнике желтели лисички. Под старыми дубами крепко сидели на толстых ножках боровики; под молодыми сосёнками ютились маслята, к их коричневым шапкам лепились прошлогодние листья и сосновые иглы. Мазин нагнулся и поднял разломанный пополам гриб; другой гриб, рядом, был раздроблён на мелкие куски. Мальчики одновременно наклонились над ним, стукнувшись головами.

– Копыто лошади, – прошептал Мазин.

Петька, ползая на четвереньках, указал товарищу на глубокий, вдавленный след:

– Давно проехал – в ямку иглы нападали.

Мальчики медленно передвигались с места на место. Следы привели их к кусту рябины. Ветки её с одной стороны были сильно примяты.

Мазин указал на коротко выщипанную вокруг траву:

– Лошадь паслась…

– Генка! – радостно шепнул Петька.

– А может, фашист?

Тревога сжала сердца мальчиков. Перебегая от дерева дереву, они осторожно подошли к лагерной полянке. Там было тихо и безлюдно. Чернело обожжённое костром место, где Синицына варила кашу. Валялись обрубленные ребятами колья Мазин и Русаков долго не могли найти яму, где были сложены продукты и вещи. Замаскированная дёрном, она была почти незаметна среди зелени. Наконец Петька вспомнил, что немного влево от этого места он воткнул кустик орешника. Кустик, уже засохший и сморщенный, был на месте. Мазин приподнял край срезанного дёрна. Под ним забелела палатка. Мальчики лихорадочно считали продукты и вещи:

– Палатка одна, а было две… Консервов мало… хлеба нет!

– Аптечка… Ящик с аптечкой! Я сам его клал. Вот тут клал! – захлёбываясь, шептал Петька. – И письма в клеёнке, которое Сергею Николаевичу оставили, тоже нет. Одинцов его над костром вешал, я сам видел!

У Мазина беспокойно бегали глаза, он что-то искал: перебрасывал вещи, вытаскивал посуду, заглядывал на дно.

– Это кто-то другой был, – мрачно заявил он на вопросительный взгляд Петьки.

Усталость и печаль овладели обоими. Мазин долго сидел задумавшись над раскрытой ямой. Митя оставил бы ребятам письмо или хоть какой-нибудь знак, что он жив. Мазин встал, обследовал поляну, спустился к реке.

Наступили сумерки. Петьке стало страшно. Он сел, пристально вглядываясь в темнеющий лес. С берега донёсся до него торжествующий крик:

– Сюда! Сюда!

Мальчик стрелой понёсся на голос товарища. Неожиданное зрелище предстало перед его глазами. Мазин плясал танец диких, высоко вскидывая ноги и выкрикивая одни и те же слова:

– Бинточки! Бинточки! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля-ля!..

В руках его болтались длинные серые бинты из полотна бабы Ивги. Петька мгновенно захватил себе другой конец и тоже пустился в пляс:

– Митины бинточки! Тра-ля-ля!

На берегу валялся пустой ящик из-под аптечки.

Через несколько минут, выкупавшись в реке, голодные, но счастливые, ребята уселись на берегу. Незаметно подкрался вечер. Костёр разводить боялись. Петька принёс банку консервов, но Мазин решительно велел положить банку обратно.

– Это Митино, а ты берёшь! Ведь он где-то в лесу блуждает, у него весь запас тут, – с укором сказал он.

Петька смутился и сейчас же предложил:

– Мазин, останемся тут навсегда! Он придёт – а мы тут!

Оба замечтались о встрече с Митей. Мазин глядел в тёмное небо и, потягиваясь, радостно бормотал:

– Эх, жизнь!

Он представлял себе, какую счастливую весть принесут они с Петькой ребятам. И, словно угадывая его мысли, Петька добавил вслух: