Читать книгу - "Егор - Мариэтта Чудакова"

Я понимаю, что какая-то часть людей на моем эскалаторе движется туда же, куда и я. Но на эскалаторе, едущем вниз, народу ничуть не меньше, если не больше. Я с ужасом смотрю на их лица, безучастные к громкому бою часов истории. И с трудом удерживаюсь, чтобы не крикнуть: «Куда же вы?!»

«…Республики замерли в ожидании, как повернутся дела в России…Все должно было решить развитие событий в столицах, особенно в Москве».

Прежде всего, считал Гайдар, поражение путчистов было обусловлено «их глубоким неуважением к собственному народу и особенно к политическим оппонентам…»

…Помню это чувство оскорбленности, будто от удара в грудь, от наглого вранья по телевизору и радио про болезнь президента Горбачева. Про то, что он будто бы не может исполнять свои обязанности. «За кого же они нас принимают?!»

…Они принимали нас за прежних советских людей, которым можно объявить что угодно, и люди покорно промолчат, поругивая власть только дома, среди близких. Но за годы Перестройки мы стали уже другими.

«Знаю, – писал Гайдар, – в среде тех, кто выступал за силовое решение, была распространена легенда, что все демократы по своей природе трусы, стоит только хорошенько стукнуть кулаком по столу, как они разбегутся по норкам и затихнут. То, что в Москве и Питере ничего подобного не произошло и путч натолкнулся там на массовый протест и сопротивление, было для гэкачепистов неприятнейшим сюрпризом».

Вечером 19 августа в кабинет к Ельцину в Белом доме зашел премьер правительства РСФСР – 60-летний Иван Степанович Силаев. Он сказал: «Борис Николаевич, простите, но я уйду домой. Хочу быть с семьей в эту ночь».

Он был уверен, что в ближайшую ночь погибнут все члены российского правительства. И хотел встретить смерть рядом с близкими.

Не было еще только одного министра: выполняя поручение Ельцина, он уже летел в родной им обоим город – Свердловск. Летел обычным регулярным рейсом – в спецрейсе, который нужен в таких чрезвычайных обстоятельствах, струсивший перед путчистами министр гражданской авиации СССР Панюков ему отказал. Министр летел обеспечивать местопребывание правительства России на случай, если путчисты захватят Белый дом. И действительно – он быстро нашел бункер в Сысерти под Свердловском и рассчитывал продержаться там 15 дней – пока не кончится сухой паек…

Когда около полуночи за окнами послышалась стрельба, из американского посольства, чьи окна сияли прямо напротив Белого дома, пришло сообщение – президенту России США готовы предоставить убежище.

Ельцин отказался.

Приказ по институту за подписью Гайдара:

«В связи с произошедшим 19 августа с. г. военным переворотом и во исполнение Указа Президента РСФСР Б. Н. Ельцина

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Объявить, что Институт экономической политики присоединяется к политической забастовке против путчистов с 20 августа 1991 года.

2. Запрещаю оказание любой консультативно-аналитической помощи органам, сотрудничающим с военной хунтой.

3. Считаю первоочередной задачей сотрудников института оказание всемерной помощи законным органам власти».

К семи вечера Гайдар добрался до Белого дома. Людям запомнилась его невозмутимость.

А к Белому дому стал стекаться народ.

На второй день путча, 20 августа 1991 года, Гайдару предстояло одно специфическое дело – окончательный расчет с той партией, в которую он без малейшего энтузиазма вступил десятилетие назад. Напомню тем, кто забыл: не ради денег вступил и не ради привычного понимания карьеры. А только для того, чтобы дали делать дело – в советских условиях; на отмену самих этих условий никто не надеялся. Я рассказывала на этих страницах, как именно он делал свое дело – в журнале «Коммунист», на страницах газеты «Правда».

После недавнего указа Ельцина о департизации учреждений на территории РСФСР Гайдар выпустил приказ о прекращении работы первичной партийной организации института. Теперь он на час приостановил действие своего же приказа – для вполне конкретных дел:

«Проводим партийное собрание, на котором ставим два вопроса: первый – о выходе сотрудников института из партии в связи с попыткой государственного переворота, поддержанного ЦК КПСС, второй – о ликвидации в этой связи нашей партийной организации. Только одна сотрудница говорит дрожащим голосом, что это очень тяжелое для нее решение и нужно посоветоваться с мужем. Все остальные – люди разного возраста, с разными биографиями и жизненным опытом – дружно поддерживают. Таким образом, последнее партийное собрание заканчивается быстро».

Один из трех заместителей Гайд ара-директора А. Нечаев вспоминает: «Кроме сотрудников нашего института, подобных “резких движений” в Академии не делал больше никто. Всего через два-три дня, начиная с 23 августа, в стране появилось несколько миллионов “сознательно расставшихся с КПСС”. Но 19–20 августа, на гребне власти ГКЧП, многие сдували пыль с партбилетов…» (А. Нечаев. Россия на переломе, 2010).

Но отток из рядов КПСС начался раньше: «В 1990 году партию покинули более двух с половиной миллионов человек» (В. Степанков, 2011).

Из личных воспоминаний. Среди них, например, мой старший брат, искусствовед с мировым именем, в постсоветское время – лауреат двух Государственных премий, вступивший в партию в 1954 году и в советские десятилетия сделавший немало полезного при помощи ее рычагов.

В этот час «приостановки» закончился и личный расчет Егора Гайдара с партией большевиков, как когда-то она называлась.

В эту партию по убеждению вступил в ранней юности его дед Аркадий Гайдар. Тоже рано и так же веря вступил сын Аркадия Гайдара, отец Егора – Тимур Гайдар. И потом разочаровался в ней. Егор Гайдар вступил в партию в 24 года – уже нисколько не веря в ее идеологию, ради использования ее, повторю, как рычага для положительных действий.

Сейчас инициаторы путча растаптывали его надежду на мирное – то есть при участии власти – преобразование страны. Российская и советская история подсказывала, что ясно обозначившееся сопротивление путчистам будет скорей всего жестоко подавлено.

«Заговорщики были явно к этому готовы», – полагал Гайдар. Дело оставалось за малым – «кто возьмет на себя ответственность за масштабное кровопролитие, массовые репрессии, кто организует и заставит действовать войска… Такого человека среди руководителей переворота не нашлось» (Е. Гайдар, 1996).

Однако далеко не сразу это стало ясно.

Мы, москвичи, совсем не знали, насколько развитие ситуации будет зависеть от наших личных действий. Но стали действовать.

На улицах шли непрерывные переговоры с молодыми танкистами. Они слушали нас, высунувшись из башен танков. Женщины протягивали им пирожки – они с удовольствием брали и тут же съедали, охотно рассказывая:

– Нас из казармы подмосковной подняли среди ночи и отправили без завтрака. А куда, зачем – ничего не сказали!