Читать книгу - "Детская книга для девочек - Борис Акунин"

Очнувшись, девочка долго не могла понять, где находится. Судя по малюсенькому окошку, прорубленному под самым потолком, это был подвал. Но подвал чистый и сухой. Пол покрыт толстым слоем песка — поэтому лежать было мягко, только холодно. Геля попробовала подняться, но сперва у нее ничего не вышло — руки были стянуты за спиной, да не веревкой, а цепью и ужасно затекли.

Цепь тянулась от вколоченного в стену кольца и в несколько витков крепко охватывала запястья. Закреплял всю конструкцию тяжелый амбарный замок.

Геля повозилась, подергала цепь, доползла до стены и привалилась к ней плечом. Осмотрелась.

Сквозь окошко лился сероватый свет. Значит, еще не очень поздний вечер, и она тут недолго. Или, наоборот, уже раннее утро, и она провалялась здесь всю ночь. Родители, то есть предки, должно быть, с ума сходят.

Метрах в полутора от нее лежал непонятный круглый предмет, а чуть поодаль — еще какой-то мусор.

От нечего делать Геля подползла к нему, насколько пускала цепь, и страх совсем прошел.

Это был человеческий череп и грудная клетка — гладкие, цвета топленых сливок, совсем как у них в кабинете биологии. В песке угадывались очертания других костей — совсем мелких и покрупнее.

Нет, конечно, быть похищенной — это ужасно. Но цепь, черепа и скелеты — это уже, извините, немножко слишком. Отдает малобюджетным триллером какой-нибудь страны третьего мира.

Геля отползла от скелета, снова скукожилась у стены и закрыла глаза. Где-то наверху, в отдалении, стукнула дверь, послышались шаркающие шаги, но сразу стихли.

В темном стенном провале замерцало, покачиваясь, пятнышко света. Оно приближалось, становилось все ярче, и девочка невольно зажмурилась.

— Так что, пожалуй, Мелания Афанасьевна. Вот она, девка. Теперь что хошь с ней, то и делай. Не моя забота. — Голос Калиныча прозвучал совсем рядом.

Геля приоткрыла глаза.

Над ней нависали Калиныч и Павловская — с клюкой и в лохмотьях. Их лица, подсвеченные снизу красноватым пламенем фонаря, выглядели пугающе. Упыри, иначе и не скажешь.

— Что, птичка певчая, попалась? — Старуха склонилась к Геле и гнусно захихикала. — Ничего, теперь уж много не напоешь! — резко выпрямилась и обратилась к Калинычу: — Кончай ее, друг любезный. Надоела мне эта дрянь.

— Те-те-те! — Старик погрозил ведьме пальцем. — Мокрое дело? Да господь с тобой, не возьму я такой грех на душу. Тем паче за бесплатно.

— Ах ты, кровосос! — возмутилась Павловская. — Мало ты у меня серебришка вытянул?!

— Погубит тебя жадность, ох, погубит. Попомни мои слова, — насмешливо попенял ей Калиныч. — Детишечки мои весь день девку пасли, трудились. Упаковали и доставили в лучшем виде. А за душегубство изволь втрое заплатить, а то и пальцем не шевельну.

— Так ведь опасна она! Донесет на нас, и оба пропадем! — раздраженно повысила голос старуха, размахивая фонарем. По стенам заметались кровавые отблески и жуткое эхо.

— Ты мне теплое с мягким тут не путай! — прикрикнул на Павловскую Калиныч. — До меня не дотянутся, руки коротки. Уж сколько раз старались, ан шиш! Чистый я перед законом. А твоя спектакля — другой разговор. Ежели откроется — пойдешь ты, милая, с сумой без всякого притворства. А то и на каторгу сосватают. — И Калиныч зашуршал по песку обратно к проему в стене. У самого выхода обернулся:

— Последнее мое слово будет такое — тебе надо, ты девку и кончай. А не хочешь ручки пачкать — раскошеливайся.

Павловская грязно выругалась ему вслед и, обернувшись, замахнулась клюкой на Гелю.

— Мерзавка! Вот мерзавка! Вечно от тебя лишние хлопоты!

Геля никогда не была храброй. И пока эти упыри ссорились, тряслась как заячий хвост. Но неожиданно в ней всколыхнулся гнев, а вернее — гадливое чувство ярости. Да не станет она бояться этой мерзкой, жестокой и жадной старухи! Много чести! От того, что страх испарился, мозги заработали ясно и четко.