Читать книгу - "Бусина карманного карлика - Анастасия Строкина"

Между салоном и местом водителя было голубоватое стекло, и никто не смел [мешать Подснежнику во время движения. Вера встала с дивана, уткнулась носом в это стекло и внимательно всё рассмотрела. Пружинистое сиденье было покрыто синим бархатом. Под ногами — зелёный ковер. Сама кабина была обита светлым плюшем: летом он был прохладным, а зимой — тёплым.

«Я тоже хочу порулить», — мелькнула у Веры мысль, но Подснежница взяла её за руку и отвела от стекла:

— Он ни с кем не разговаривает в дороге. И может очень разозлиться, если заметит, что за ним наблюдают.

— А долго нам ехать? Сколько нам ехать? — волновалась Птичка.

— Всего ничего! — ответила Подснежница. — Люди по своим дорогам могут за два дня доехать. Я слышала, что и меньше. Мы — тем более. Нам надо торопиться.

— Что это за местность? — никак не могла успокоиться Птичка.

— Район реки Кола, — объяснила Подснежница. — На этот раз Подснежник решил не делать остановок в пути. Когда там, наверху, наступит ночь, мы доберёмся до Петербурга.

— А откуда вы знаете, что теперь день? — удивилась Вера.

— По цветам на моем платье: утром они распускаются, к вечеру собираются в бутоны. А вот ещё у Подснежника пуговицы интересные: ночью на них появляется луна, а днём — солнце.

Примерно через каждые пять километров с потолка падали цветные ленты — зелёные, красные, голубые…

— Что это такое? — спросил Лилле: ленты щекотали ему нос.

— Опознавательные знаки, — сказала Подснежница. — Мы привязали их к дверям, чтобы сразу было видно: выход — здесь.

— Вот так мы и будем выбираться отсюда? — волновался Лилле: с его ростом всё казалось таким сложным!

— Как попали сюда, так и выберетесь, — засмеялась Подснежница.

Лилле больше не задавал вопросов: он уснул. Птичка тоже задремала. А Вере не спалось. Подснежница угостила её чаем с пряниками и снежным вареньем. Они долго молчали, но вдруг Вера увидела, как за окнами кто-то бегает туда-сюда с лейками, вёдрами, лопатками. Вместо волос у этих непонятных существ — трава, густая, зеленая, иногда вперемежку с цветами, и тела их были зелёные, как трава. Хорошенько рассмотреть их Вера не успела: домомо ехал слишком быстро. Но ей всё же удалось заметить, что некоторые из них были не зелёными, а желтоватыми, вернее, соломенного цвета. Подснежница объяснила, что это подземные помощники. Зелёные — помоложе, а желтые — уже совсем старые и высохли, как высыхает трава. Скоро они рассыплются, превратятся в пыль. Её соберут и летом — так заведено — выпустят из коридора, чтобы она кружилась на ветру и летела к солнцу. Поэтому летом всегда так много пыли.

— Неужели каждая пылинка — это часть умершего подземного жителя? — шёпотом, чтобы не разбудить Птичку, спросила Вера.

— Нет, — тихо ответила Подснежница, — только та, которая замирает на лету в солнечном свете, и какое-то мгновение кажется, что она даже блестит. Это танец золотистой пылинки.

— А почему это происходит именно летом? Почему пылинки танцуют? Откуда взялись сами подземные помощники? Почему у них зелёные тела? — задавала Вера вопрос за вопросом.

Подснежница задумалась и медленно произнесла:

— Когда-то давно, когда мир был моложе, жила на свете Трава.

— Кто? Кто жил на свете? — вмешался Лилле: он только что проснулся, свесил голову и смотрел на Веру сонными глазами.

— Что случилось? — пробормотала спросонья Птичка. — Скажите и мне!

— Ну вот, — вздохнула Подснежница, — мы разбудили их своей болтовнёй.

— Нет, — поспешила Вера, — это не болтовня! Мы говорили о подземных помощниках… они такие странные…

— Так вот, — продолжила Подснежница — когда-то жила на свете гордая, высокая Трава. Она родилась на солнечной поляне и никогда не видела людей, зато каждый день перешёптывалась со Старым Кривым Деревом, единственным обитателем той поляны. Трава уважала Кривое Дерево за мудрость, но втайне думала, как же ей всё-таки повезло родиться именно травой, такой сочной, гибкой, такой прекрасной. Рассвет начинался для неё с мысли о собственной красоте — единственной в мире, неувядающей: в ту пору Трава была ещё слишком молодой и не знала, что на земле кроме лета, кроме рассвета и заката, кроме всего, к чему она привыкла, есть ещё и осень — время, когда растения умирают. Но однажды в конце августа Старое Кривое Дерево пожаловалось Траве: