Читать книгу - "Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Вероника Кунгурцева"

По широкой лестнице, по стертым ступеням дома довоенной постройки поднимались в квартиру тетушек — старых дев: в книжном магазине им сказали, что у Милицы сегодня выходной. Росица Брегович отомкнула дверь ключом, и все осторожно вошли.

Темно и тихо. Пернатые первыми влетели в зал и защебетали: дескать, тетка здесь, здесь! Златыгорка сдвинула в сторону широкую шелковую гардину, отделявшую комнату от углового коридора: три стены в самодельных занозистых полках от пола до потолка заставлены книгами. На глубоком подоконнике единственного окна до самой форточки поднимаются книжные башни, так что свет вынужден пробиваться в щели между ними. Растрепанные тома лежат и на столе, и на стульях, вместо тумбочек у смятой постели — опять-таки батареи фолиантов.

В книжном сумраке не сразу и разглядели тетушку Милицу, которая читала, сидя в кресле-качалке: на голове женщины тоже оказалась соломенная шляпка, только за ленту заткнут был букет лютиков. И тетя не сразу заметила вошедших, а когда подняла наконец голову — Ваня Житный не смог удержаться от возгласа: это… это же тетушка Майдаленка!

Росица Брегович быстро шепнула: не надо пугаться, тетки — близнецы, и мальчик увидел, что тетя Милица далеко не такая румяная и круглолицая, какой была Майдаленка, а в остальном сходство поразительное…

Росица подошла к тетушке, которая даже не привстала, а распяленную книгу обложкой кверху держала на коленях. Ваня прочел название: «Принц и нищий». Девочка, присев перед чтицей на корточки, сказала: дескать, милая тетушка, так случилось, что…

И рассказала о том, что ее сестра Майдаленка погибла — бомба угодила в театр во время представления…

Тетя Милица не среагировала, она подняла с колен книгу и мирно продолжила чтение. Наконец тетушка встала, подошла к полкам, достала другую книгу, вновь уселась в кресло и, раскрыв том на середине, принялась читать. Мальчик взглянул на обложку: «Война и мир»!

Подождали еще: тетушка читала, переворачиваемые страницы шелестели в тишине. Шишок развернулся и на цыпочках пошел к выходу, остальные — за ним. Растерянная Росица постояла еще — и кинулась следом.

Она была уже на лестнице, когда тетя Милица, выскочив за дверь, закричала: ты, дескать, ничего не говорила, а я — ничего не слышала, поняла?! Ничего я не слышала, запомни! От тебя, де, одни неприятности — с самого начала! Явилась — и привела с собой тучу несчастий! Из-за тебя мы с Майдаленкой и замуж не вышли!

— Чтоб ты провалилась, лесное отродье! Видеть тебя не могу!

Наперегонки сбегали по лестничному серпантину, а в спину Росицы неслись проклятья книжницы Милицы. Ваня Житный даже ожидал, что тетушка запустит в племянницу увесистым томом «Войны и мира», но до этого не дошло.

Шли по центральной улице в сторону крепости Калемегдан, успев по дороге заскочить в другой дом Росицы Брегович — к тетушке Ефросиме, но та, видать, находилась на посту, в больнице, при своем скорбном муже.

Девочка переоделась в белое косовское платье: и теперь, в полуобгоревшей шляпке с цветком каштана за лентой да с горлицей на плече казалась пришелицей из другого мира.

Расположились у крепостной стены, а далеко-далеко внизу река Сава женихалась с Дунаем. Черным, похожим на «бородинский», хлебом да сливянкой поминали цыганку Гордану и тетушку Майдаленку, выплескивая спиртное на плиты крепости.

Пернатые поклевали крошек, глотнули сливянки и принялись чивиликать: дескать, надо бы и косовских дроздов ведь помянуть!

— И Ерхана! — подал голос Березай.

— Бояна Юговича! — воскликнул Ваня Житный.

— Павла Орловича, — сказала тихо Росица.

— Милоша Обилича, — вспомнила Златыгорка.

— Мою маму Вилину, — глядя в сдвоенную речную даль, шепнула маленькая Яна Божич.

— Всех, кто умер не дома! — завершил домовик и выпил.

На черные крошки, которые принялись разбрасывать калики перехожие, слетелась туча калемегданских голубей. Они тоже поминали всех, кто улетел в ирий, в царствие небесное.

А Росица, глядя на пламенеющий закат, — вечерняя заря подкрасила ее лицо в нежно-розовые тона, — вдруг сказала: и почему она назвала меня лесным отродьем? Всем ведь известно, что дядюшка Дойчин выдумал эту историю — про то, будто нашел меня в лесу!

Потом девочка вспомнила, что как раз отсюда, с этой стены дядюшка и хотел спрыгнуть перед тем, как его первый раз увезли в психушку. Тетушка Ефросима буквально в последний миг его удержала, он уж почти падал… А после с перил разных мостов его стаскивали, из окон тоже… Дядя Дойчин уверен, что умеет летать!

Ваня, Шишок и Златыгорка переглянулись: ничего себе! Тут домовик соскочил со стены, где сидел, свесив ноги в обрыв, и сказал: так, дескать, собирайтесь, надо ехать! Пора, де, и нам наведаться в Проклятые горы! Уверен, мол, там мы узнаем ответы на многие вопросы…

Росица Брегович воскликнула:

— Куда наведаться?!

— Куда-куда! К твоей бабушке Видосаве! Надеюсь, ты знаешь к ней дорогу?

Девочка пожала плечами: дескать, в общих чертах… Меня, де, туда совсем маленькой возили, но можно ведь у тетушки Ефросимы разузнать подробности пути. Только не пойму я: зачем нам туда, что у вас за вопросы?!

Ваня Житный поглядел на посестриму с домовиком, дескать, расскажем ей? Те кивнули, и тогда мальчик поведал Росице Брегович, зачем они сюда явились. Девочка почесала голову под шляпкой тетушки Майдаленки — ну и ну! А после проговорила:

— Выходит, вы не просто русские: вы чудесные русские, и волшебные русские?!

Шишок, подбоченившись, отвечал: да, мол, мы такие!

Путь на сей раз лежал в Черногорию, в городок Жабляк, а уж оттуда — в Проклятые горы. Ваня, услыхав название населенного пункта, вздрогнул, сразу вспомнив, как был однажды жабодлаком… Тетушка Ефросима указала, что в окрестностях высокой Майи надлежит искать домик ее свекрови Видосавы.

На автовокзале, ожидая транспорт, идущий в сторону Проклятья, прослушали сводку новостей:

— Французский бригадный генерал в отставке Пьер Мари Галуа сообщает еженедельнику «Новая Заря», что агрессия НАТО в отношении Югославии выполняется по желанию и замыслу госсекретаря США Мадлен Олбрайт. По его словам, американская внешняя политика никогда не была в худших руках, а Олбрайт — это не железная леди, а леди «бомбомет», чемпион мира по цинизму и надменности. «Для Европы, за исключением Германии, война США и остальных членов НАТО против суверенного европейского государства является катастрофой, а для остального мира опасным прецедентом, который поощряет атомное вооружение», — предупредил Галуа.