Читать книгу - "Полкило смеха - Алексей Михайлович Домнин"

В общем, спектакль прошёл весело. Венька так изображал побитого короля, что ребята покатывались со смеху.

А Падеж Петрович потом спросил его, показывая на синяк:

— Почему ты до сих пор не разгримировался?

Венька еле удержался, чтобы не расхохотаться. И побежал в зал, к Абдулке и милиционеру.

Девяносто три лягушки

Лягушки жили у Пеки в трёхлитровой банке между оконными рамами. В тёплые дни они начинали шевелиться, и казалось, что в банке пульсирует тёмное, похожее на спрута, существо.

— Мерзость какая, — говорила мать. — Выбрось ты их.

А Пека ей объяснял, что это лучшая нажива для зимней рыбалки, что на каждую он поймает щуку или судака.

За окном сыпался снег, а на реке ещё гуляли свинцовые волны и бились об осиротевшую пристань. Засыпая, Пека думал о пятнистых рыбинах с красными плавниками: он будет вытаскивать их из-подо льда и бросать на солнечный снег — мокрых, с вытаращенными от удивления глазами. Однажды ему приснилась соседка, тётя Феня Одноморж — она смотрела из воды сквозь лунку и спрашивала, куда он дел кран от умывальника.

Тётя Феня не дает Пеке проходу. Она доказывает его матери, что детей надо воспитывать ремнём, а когда открывает Пеке, дверь, говорит басом, уставив в бока короткие руки:

— Кррраса-а-авец!

Пека всегда являлся с улицы красавцем: то грязью заляпан, то в снегу с головы до ног.

Пришли, наконец, морозы, и река встала. С крыши старой колокольни Пека увидел мальчишек на тёмном льду. Сердце сладко заныло.

Весь вечер он перебирал жерлицы и удочки. Лёг спать и подумал, что лягушек надо бы вытащить из-за окна, чтоб они отогрелись в комнате и проснулись. Вынес банку в тёмную кухню и поставил у батареи. И сдвинул крышку, чтобы дать им больше воздуха.

Ночь была синей, с редкими неяркими звёздами. Прямо напротив окна выплывала бледная, обкусанная с краю луна.

Сквозь сон Пека слышал возню и крики в комнате тёти Фени. «Наверное, опять мебель переставляют, — подумал он. — Зачем это делать ночью?»

А лягушки отогрелись возле батареи и задёргались. Им было тесно в банке, и они отталкивали друг дружку лапами. Стали выпрыгивать и шлёпаться на пол.

Дверь в комнату тёти Фени была приоткрыта, на пол падала жёлтая полоска света. Чёрный лягушонок вякнул и заскакал к свету. Он ещё не совсем проснулся, ноги не хотели слушаться, и он почти полз на брюхе.

Тётя Феня читала в постели. Глаза стали слипаться, и она поднялась, чтобы погасить свет. Потянулась, широко зевнула и застыла с открытым ртом — на коврик к её ногам прыгнул лягушонок.

— Ай! — взвизгнула она и с необъяснимой для себя ловкостью запрыгнула на кровать. Пружины тоже взвизгнули и прогнулись под её тяжестью.

В приоткрытую дверь прыгали ещё лягушки — маленькие, глазастые, белобрюхие. Их было много. Они ползли по коврику, лезли под кровать и шифоньер. Одна вспрыгнула даже на книжку, выпавшую у тёти Фени из рук.

Тётя Феня начала мелко дрожать и ткнула под бок спящего мужа Сим Симыча.

— Вставай! Лягушки!

Сим Симыч ругнулся и перевернулся на другой бок. Тётя Феня завизжала и накрылась с головой одеялом. Сим Симыч вскочил и стал протирать глаза, ещё не веря тому, что увидел.

— Прогони их! Прогони!

Пружины под тётей Феней стонали и плакали.

Сим Симыч поймал за лапу лягушонка, тот задёргался на весу. Сим Симыч не знал, что с ним делать. Распахнул форточку и выбросил его на улицу. В комнату ворвался морозный воздух, и лягушки заскакали от окна в разные стороны. Сим Симыч стал сгребать их пригоршней и высыпать через форточку. Они были мокрые, выскальзывали из рук и шлёпались на подоконник. Осмелевшая тётя Феня помогала ему, ползая на четвереньках и подталкивая лягушек футляром от очков.

— Хватай её, хватай! — кричала она басом.

Почти до рассвета они скакали и ползали по комнате, тяжело дыша, ёжась от струящегося холода, пока, наконец, последний лягушонок не был извлечён из-под телевизорного столика и вышвырнут в ночную темноту.

Утром тётя Феня постучала в Пекину комнату. Он собирался на рыбалку и укладывал в фанерный ящик хлеб и жерлицы. У тёти Фени были красные веки, а тряпочки, которыми она перевязывала волосы для кудрей, растрепались и свисали у лба и щёк.

— У нас под домом болото, — сказала она Пеки-ной матери. — Я серьёзно говорю. Мы всю ночь лягушек выбрасывали. Настоящее нашествие было.

Пека похолодел и бросился на кухню. В банке плавал один-единственный белобрюхий лягушонок.

Тётя Феня увидела Пеку с банкой, попыталась что-то сказать, но не смогла, только открывала и закрывала рот, словно задыхалась…

…В дневнике у Пеки стоит тройка по дисциплине — тётя Феня в школу жаловалась. Она теперь не здоровается с Пекиной матерью, а ему больше не говорит «кррраса-а-авец!». Зато Сим Симыч, встретив Пеку на кухне, обязательно спрашивает:

— Девяносто три, говоришь?

И начинает хохотать.

А замёрзших лягушек собрали мальчишки из соседнего дома. Они держат их в банках между оконными рамами и ходят с ними на реку ловить щук и судаков.

Перо из петушиного хвоста

Владик сидел на заборе и плевал на рыжего петуха. Петух прохаживался внизу и косил на него, злым оранжевым глазом из-под нависшего гребня. У него был выдерган хвост. Только одно длинное перо задорно торчало вбок.

Владик швырнул в него ботинком и обрадовался, когда на крыльцо вышла мамка.

— Иди ко мне на забор, — позвал он.

— Может быть, ещё и футбол пригласишь меня пинать? — грозно спросила она. — А ну-ка, в школу шагом марш!

Владик покорно спрыгнул на землю.

Рыжий петух брёл за ним по пятам, словно готовился боднуть. Если он чуть сильней вытянет шею, наверное, ткнётся носом в землю.