Читать книгу - "Синий город на Садовой - Владислав Крапивин"

— Ты хочешь оказать, что он вступил в схватку с преступником несправедливо?

— Да не об этом он хочет сказать, — поморщился Борис. — Вы же понимаете… А с преступником, видать, не так страшно воевать… как с женой начальника спорить…

Полина Михайловна уже без надежды обвела юных спорщиков полным упрека взором:

— Значит, как же?.. Вам, выходит, этого раненого человека совсем-совсем не жаль?

"Жаль?" — спросил себя Федя. Надо было что-то сказать.

Но сказала Оля:

— Ну почему же? Конечно жаль. Ему же больно… А вам того, второго, не жаль?

— Преступника?!

— Да нет же! — опять очень звонко взвинтился Нилка. — Того мальчика, которого били!.. Показать еще раз?!

— Нет, зачем же! — всполошилась Полина Михайловна.

Однако режиссер на пульте (вот молодец!) снова пустил эти кадры. Опять полетели из глаз Южакова капли-искорки.

…Валентина Гавриловна сказала, что беседа получилась интересной, хотя ее участники не во всем согласились друг с другом. Ну, это вполне естественно, когда обсуждаются такие непростые вопросы. Возможно, и телезрители захотят высказать свои мнения. Пусть они пишут по адресу: Устальск, телестудия, редакция передач для детей и юношества…

На следующий день в школе Федю хлопали по плечу:

— Ну, дядя Федор, запузырили вы передачу! Прямо как "Пятое колесо" из Питера…

— Проблематика!

— Только зря ты так сопел и морщился…

— Попробуй не морщиться, когда тебе в рожу десять тысяч ватт… — огрызнулся Федя. Не станешь ведь объяснять, что от обиды порой перехватывало голос и намокали ресницы.

Гуга снисходительно посоветовал:

— Ходи теперь с оглядкой. Не дай Бог, если в автобусе без билета окажешься или не там улицу перейдешь. Менты — они злопамятные. И за свою корпорацию — горой…

А потом дело приняло совсем неожиданный оборот. На беду восьмого "А", немецкий в этом году преподавал у них не Артур Яковлевич, а Венера Платоновна. Артур — тот хоть и придирчивый, насмешливый, но в общем-то справедливый и без дамских эмоций. А Венера — та вся на нервах. Как заведется — уже себя не помнит. А потом: "Вон из класса!" За что и носила прозвище Фрау фон Из-кляссэ.

И вот заметила Фрау, что Федя шепчется с соседом Димкой Данченко (как раз передачу обсуждали).

— Кроев, встань! О чем я сейчас говорила? Отвечай!

Федя, слава Богу, слышал, о чем она говорила. Ответил без ошибки. Но это лишь раздосадовало Венеру Платоновну.

— Небось новый сценарий соседу рассказывал! Как над вами, над бедненькими, учителя издеваются! Чтобы опять снять кино… на ворованной пленке!

— Че-го? — ошарашенно спросил Федя. — На какой… ворованной? Вы с ума сошли?

— Ах, я с ума сошла? Хам… А почему Дмитрий Анатольевич говорил в учительской: "Уж не на той ли пленке они снимали, что Кроев у меня летом стащил?"

— Как вы смеете… — беспомощно сказал Федя.

— Вон из класса!

Федя грохнул дверью и, пылая негодованием, кинулся искать физика. У того, к счастью, не было урока, он сидел в учительской. Дрожа от яростной обиды, Федя выговорил:

— Дмитрий Анатольевич, мне надо с вами… выяснить… Можно в коридоре?

Они вышли. Физик — добродушный, улыбчивый. Этакий свой парень-педагог, который всегда понимает мальчишек.

— Что стряслось у тебя, дружище?

— Вы говорили учителям, что я украл у вас кинопленку?

— Ты что, юноша? С антресолей упал?

— Фрау… Венера Платоновна объявила сейчас: Дмитрий Анатольевич сказал, что Кроев летом стащил у него пленку! На которой фильм…

— А-а… — Физик ухмыльнулся. На миг его глаза неловко скользнули в сторону. — Это утром, когда наша педагогическая общественность базарила про передачу. Я сказал не "стащил", а "утащил". В смысле "унес". Что-то такое ведь было, да?

— Вы же сами мне отдали, списанную!

— Ну, отдал так отдал. По правде говоря, я не помню, такая круговерть в те дни была… Ты чего распереживался-то? У меня же никаких претензий к тебе…

— У вас-то претензий нет! А Венера…

Физик нагнулся, сказал вполголоса:

— Ну, дура же она. Это сугубо между нами…

— Вот вы так и скажите тогда! В учительской!

— Ты обалдел?

— Да не про то, что она… это… А что я пленку не брал! И чтобы все знали! А то "стащил" или "утащил"…

Дмитрий Анатольевич сузил глаза:

— Не понял. Ты что, ультиматум мне ставишь?

— Не ультиматум, а… вы тоже должны думать, когда говорите.

— А ты не должен думать, когда говоришь с учителем?

— А если учитель… можно плевать на ученика?

— Кроев! Я, конечно, добрый дядя, но…

— Я вижу, какой вы добрый… — опять сквозь царапанье слез выговорил Федя. — Наговорили на человека, а теперь… святая невинность, да?

— Дать тебе по-свойски по шее или на педсовет?

— Один уже давал… дембиль такой. Потом не обрадовался. — Федя глядел в позеленевшие, как у кошки, глаза Дим-Толя. Тот сдержался.

— Отлично. Тогда побеседуем на педсовете.

— Есть еще школьный совет! Там и побеседуем! — Федя повернулся и пошел прочь.

Он спустился на первый этаж. Вспомнил, что уже пятый урок и что, возможно, Степка сидит в раздевалке, ждет.

Степка и в самом деле был там — в окружении еще нескольких второклассников. Играли в бумажные автомобильчики. Увидел Федю, подскочил:

— Идем домой, да?

— Нет, сегодня топай один… Дай мне листок и ручку.

Устроившись у подоконника, Федя крупными буквами начертал на вырванном тетрадном листке:

"В школьный совет. От ученика 8 "А" класса Кроева Федора. Требую разбора с учителем физики Д.А. Жуховцевым. Он сказал в учительской, что я летом, во время практики, украл у него кинопленку. Если украл, пусть докажет и пусть меня отправляют в колонию. Если этого не было, пусть при всех извинится за оскорбление. Ф. Кроев".

Свернутый вчетверо листок он бросил в ящик на втором этаже. На ящике была надпись: "Для жалоб, заявлений и предложений в школьный совет. Рассматриваются ежедневно". Да, не то что в прежние времена. Как говорится, демократия…

После урока Федя изложил историю Борису.

— Ай да Дим-Толь, — вздохнул Борис. — Вот они какие — "свои парни".

— Я ему всегда верил. Думал, правда он за ребят горой, — сказал Федя. И вспомнил: — А теперь как в песне: "Жгли предательством те, кому верили…"