Читать книгу - "Осенние перелеты (сборник) - Радий Петрович Погодин"

– Дела… – прошептала Наташка.

– Нитка, Нитка! – закричал Коля, трагически заломив руки. Шекспир ушастый в исполнении Смоктуновского.

Радиостанция на столе разогрелась и загудела.

– Я – борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю «Кристалл», – сказала она, поскрипывая и постанывая. – Я – борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю «Кристалл»…

– Пошло, – прошептал Ленька. – Раскочегарилась. Не то, что у Раисы, – похуже. Из деталей собрана… Иди сюда. – Когда Коля влез на табуретку, Ленька щелкнул переключателем. – Говори…

– Папа! Ну, папа… – сказал Коля в микрофон и побледнел.

– Говори: гидропост Топорково. Я – Коля. Я – Коля… Вызываю гидропост Топорково, – подсказала Коле Наташка. Но Коля крикнул:

– Папа, ты где?! Алё, алё! Папа, я к тебе из Одессы. Я тут… Станция загудела, задрожала. Из нее повалил желтый дым. В кабинет вбежал запыхавшийся Сережка.

– Ниночка… – сказал он. Уставился на ребят мало чего соображающим взглядом и вдруг закричал: – Трансформатор сожгли! На чужой волне работали! Да за это… – Он быстро выключил станцию. Спросил свирепо: – Где Ниночка? – Хотел побежать на ее поиски, но спохватился – затолкал Леньку, Колю и Наташку в кладовую. – Расслабьтесь, – приказал он. – Поотдохните… – Потом закричал: – Нитка!.. Ниночка!.. – И побежал куда-то, навстречу своим собственным сложностям.

Ядовитый желтый дым стлался по полу. В дверь кладовой колотили изнутри шесть кулаков. Ленька вопил:

– Пусти! Открой, говорю! Ух, враг, Сережка!

Коля и Наташка кашляли.

Вдруг в кладовой что-то упало и лопнуло с хрустом. Ленькин крик оборвался. Наташка и Коля враз перестали кашлять.

В Ленинграде все знают про одного мальчика, который, играя с младшей сестренкой в прятки, залез в новый, не включенный еще холодильник и дверь за собой захлопнул. Эх, мальчик, мальчик! Его едва откачали.

* * *

– «Фиалка», я – Залесинский. На гидропосту Топорково никого нет. Собаки голодные, печь выстужена.

– Я – «Фиалка». Вас поняла. Позывные вездехода Чембарцева «Снег», на волне, определенной для вездеходов. Попробуйте поискать по радио.

– «Снег», «Снег», я – борт двадцать пять-пятьсот двадцать.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка»…

– «Снег», «Снег»…

Зимовка Соленая Губа

В неглубокой котловине на берегу полярного моря, почти по самую крышу занесенная снегом, стоит изба, рубленная из толстенных, выброшенных морем на берег бревен. Впритык к избе, под одной крышей с ней – сараи крепкие. В сараях припас всякий – для людей пропитание, снасти для охоты и рыбной ловли. В крытом дворе катухи для собак и собачья кухня. Это зимовка Соленая Губа. Проживают на зимовке и охотятся в окрестной бескрайней тундре Ленькины и Наташкины родители.

В избе печь русская – горячая. На полу оленьи шкуры разостланы. На стенах ружья разных калибров и винтовки. В углу лыжи. На этажерке с книгами радиоприемник. Электричество светит: слышно, как движок работает, от движка генератор действует.

Мама Наташки и Леньки, Мария Карповна, или, попросту, тетя Муся, вошла в избу – в руке ракетница, на голове платок шерстяной накинут. Включила приемник.

– «Снег», «Снег», я – «Фиалка». «Снег». «Снег», я – «Фиалка», – заговорило радио. – Гидролог Чембарцев, если у вас поломка, бросайте вездеход и добирайтесь на лыжах до ближайшей зимовки.

– Никак Евгений потерялся, Чембарцев? – Мария Карповна заглянула в печку, откуда духовито пахло жирными щами и котлетами оленьими с перцем. – Он же сына поехал встречать… – Мария Карповна постояла, прислонясь к печке спиной, потом нагребла ракет из ящика, прикрытого шкурой, и вышла из избы.

Ночь над зимовкой просторная – вокруг чернота и сияние вверху, от горизонта до горизонта. Над самой головой сияние медленно пляшет, колышет сверкающими полотнами. Так в детских снах танцуют над головой феи. Шепчут добрые феи детям: «Усни, усни – успокойся…»

– Я тебе усну! – говорит Мария Карповна. Горячая красная ракета, шипя, ушла к северному сиянию. Рассыпалась искрами, словно ударившись о прозрачную твердь. За ней зеленая, желтая и опять красная. Стоит Мария Карповна на крыльце – воюет с ночью и одиночеством. Одна, как маяк. Послышалось ей – собаки залаяли.

– Что ли, мерещится? – сказала она.

Собаки залаяли ближе.

– Ишь ты, Казбек лает. И Жулик…

Мария Карповна почесала затылок ракетницей и закричала во весь голос:

– Степан!.. Степан!.. – и побежала в избу, скатерть стелить крахмальную, ставить на стол хлеб теплый, ею самой выпеченный, селедку малосольную, нежную, что твоя семга, тарелки глубокие и ложку крепкую. Нож Мария Карповна не положила, – муж всегда своим ножом действует, ему охотничий нож привычнее.

Одиннадцать крупных псов залаяли, завизжали возле избы. Даже сквозь обитые войлоком двери различила Мария Карповна их усталое дыхание с хрипом и свистом.

– Легли, – сказала она. – Сейчас явится. – Стояла Мария Карповна возле стола, чтобы своим раскрасневшимся видом сделать еду и закуску, и тепло избы еще радостное. – Снег с унтов стряхивает, – прошептала она.

Дверь отворилась. С облаком морозного пара вошел в избу Наташкин и Ленькин отец, Степан Васильевич Соколов, промысловый рыбак и охотник – заслуженный в своем деле мастер.

– Ты чего же так долго ехал? – спросила Мария Карповна, подвигаясь к нему.

– У Ветровой горы был, вон как далеко… Ну, чего ты… Мария Карповна попыталась его обнять и даже поцеловать в заросшую щеку, но после такого приветствия отодвинулась.

– Чего-чего, – сказала она сердито. – А ничего, вот чего.

– Да я ж не про это… Я говорю – с мороза я. И весь грязный.

– Да нешто я буду ждать, пока ты умоешься, – всхлипнула Мария Карповна. – Двадцать лет в этой пустыне проклятой маюсь, а все привыкнуть никак не могу. Люди нормальные в городах живут, с газом, цветы нюхают, пирожные кушают. А тут… Везде беспокойно: где воюют, где земля сама сотрясается. А я тут бессильная – всех слышу, а помочь не могу. Я это радио разобью! – Мария Карповна привстала на цыпочки, все-таки дотянулась – чмокнула мужа в щеку. – Сними капюшон-то, – сказала она ворчливо.

– Потом, потом, мать. Собак распрягать пойду – лежат, языки на снег вывалили. Всю неделю в упряжке. – Легко отстранив Марию Карповну, Степан Васильевич ушел распрягать собак, чтобы залезли они отдыхать от работы в теплые катухи на мягкую подстилку.

Мария Карповна подошла к приемнику. Заметив ракетницу, забытую на столе между селедкой и маринованными огурчиками, Мария Карповна ткнула ею в приемник.

Приемник похрипел, посвистал соловьем и сказал мягким Раиным голосом:

– Тетя Муся, ваши ребята чувствуют себя превосходно. Здоровье у них отличное, аппетит прекрасный. Мария Карповна закричала во двор:

– Степан, Степан! Иди, про ребят передают. Аппетит у них прекрасный.

– У них всегда аппетит прекрасный, – ответил Степан Васильевич со двора. –