Читать книгу - "Тайны Полюса - Кристель Дабо"

Она подскочила, когда «Валькирия» нагнулась к ней, поцеловала в лоб и хитро подмигнула:

– А вы не суйте нос ко Двору, малышка Офелия. И главное, держитесь подальше от иллюзий.

– От иллюзий? При чем тут иллюзии?

Но тут лицо Валькирии сурово замкнулось, глаза перестали искриться, а морщинистые руки аккуратно расправили смятый роброн.

– Ваш корреспондент отключился.

– Но я не поняла… что Арчибальд имел в виду?

– К великому моему счастью, я не разделяю его мысли, – объявила Валькирия. – Меня наняли, чтобы охранять Беренильду, а не развлекать вас разговорами.

С этими словами старая дуэнья погрузилась в чопорное молчание. Офелия вцепилась зубами в свои перчатки. Наверно, ей все же следовало рассказать Арчибальду о письме. Свяжется ли он с интендантством, как она просила? Небоград парил в высях слишком далеко от Опалового побережья, чтобы Офелия могла добраться до него сквозь зеркало. Обернувшись, она посмотрела в окно, на хвойный лес. Всякий раз, как солнце выглядывало из-за облаков, оно заливало Офелию ярким светом, и на стекле появлялось ее отражение: хрупкая девушка со встрепанными волосами, унылым выражением лица и шарфом вокруг шеи, который уже начинал нетерпеливо подрагивать.

В коридоре отворилась и захлопнулась дверь. Офелия вскочила как ужаленная. Беренильда шла, вцепившись в свой живот, как в спасательный круг, такая бледная, словно из нее выкачали всю кровь.

– Мадам?.. – окликнула ее Офелия.

– Мне… мне хотелось бы выйти на воздух, – с трудом выговорила Беренильда, опершись на протянутую руку девушки. – Пойдемте со мной, прошу вас. А вы, – обратилась она к Валькирии, – следуйте за нами, пожалуйста, но поодаль, нам нужно поговорить с глазу на глаз.

Озадаченная Офелия вывела Беренильду из здания, и они молча пошли через парк. Влажная трава липла к босым ступням, но Беренильда так тяжело опиралась на девушку, что той было не до жалоб.

– Вы не хотели бы присесть, мадам?

– Нет, давайте пройдемся еще немного, если вы не против.

Беренильда озиралась на ходу, пристально разглядывая пациентов санатория, принимавших солнечные ванны. Казалось, она кого-то ищет.

Офелия почувствовала, как ее спутница вздрогнула, когда поблизости раздался смех. Какая-то женщина в промокшем от росы белом платье, стоя на коленях, собирала морошку под бдительным надзором сиделки. Она внимательно, с детским восхищением рассматривала на свет каждую ягоду, потом клала ее в рот и разражалась веселым смехом, как будто в жизни не пробовала ничего вкуснее. В ее длинных белокурых волосах поблескивала седина, на вид ей было лет пятьдесят. Офелия никогда еще не встречала такой диковинной татуировки: лицо незнакомки, ото лба до подбородка, от виска к виску, рассекал большой черный крест.

Офелии стало ясно, что Беренильда искала в саду именно эту женщину, впавшую в детство. Однако она смотрела на нее издали, не проявляя желания подойти ближе.

– Я никогда не была хорошей матерью.

Девушка ожидала любых откровений, но не этого. Она подняла глаза на Беренильду, надеясь поймать ее взгляд, но та стояла неподвижно, и Офелия видела только ее чистый, надменный профиль мраморной статуи.

– Я с большим интересом наблюдала за вашей матушкой, – бесстрастно продолжала Беренильда. – Могу поспорить, что, когда вы были маленькой, она стремилась держать вас возле своей юбки. А на Полюсе, при Дворе, нравы несколько иные. Мы отсылаем своих детей в провинцию, поручаем заботу о них кормилицам, затем учителям, а позже, когда они вырастают, возвращаем их домой, чтобы ввести в общество. Именно так меня растила моя мать, и точно так же я растила своих детей. Томас был первым, кого я лишилась. Меня не было с ним, когда это произошло, – он умер от яда на руках у кормилицы. Вы, верно, думаете, что после этого я изменила своим привычкам? – спросила она с олимпийским спокойствием. – Разумеется, нет. Я скрыла свое горе и оставила Пьера и мою маленькую Марион в той же далекой провинции, убедив себя, что там они будут в большей безопасности, чем при Дворе. Я обещала им, что, когда немного приду в себя, мы будем жить вместе…

Офелии был уже известен конец этой истории, но она ни за что на свете не стала бы сейчас прерывать Беренильду. Ведь та открывала ей душу после долгих недель умолчаний.

– И теперь я каждое утро просыпаюсь с одним и тем же вопросом: остались бы мои дети в живых, если бы я не медлила и выполнила свое обещание?

Солнце скрылось за облаками, над лужайкой пронесся холодный ветер, оледенивший босые ноги Офелии. Он сорвал с Беренильды широкополую шляпу, и та вспорхнула в воздух, как большой цветок. Женщина, собиравшая морошку, зачарованно проводила ее глазами и, бросив свое занятие, помчалась за ней следом, несмотря на протестующие оклики сиделки. А сама Беренильда даже не шевельнулась. Ее прекрасные золотистые волосы разметались по плечам.

– Но я за себя отомстила. Как только мне стали известны виновники преступления, я доставила себе удовольствие вызвать их на поединок и разорвала на части. Обоих: и его, и ее.

Обоих? Офелия содрогнулась, вспомнив слова барона Мельхиора: «Станислав потерял родителей в несколько… гм… необычных обстоятельствах».

– Отец и мать шевалье, – прошептала Офелия. – Так вот кто погубил ваших детей! И поэтому вы унаследовали их замок?

– Да, и несу ответственность за то, что так преступно потворствовала этому юному Миражу, – подтвердила Беренильда своим обычным мягким тоном. – Он считал, будто я обязана заполнять пустоту, которая образовалась в его жизни. Мне сообщили телеграммой, что решение по поводу Аннигиляции скоро вступит в силу, после чего, вероятно, его сошлют куда-нибудь подальше от Двора. Только тогда закроется самая грустная страница моей жизни. – Беренильда помолчала, затем продолжила: – А самые прекрасные воспоминания о моих детях связаны с этим городком, затерянным в лесах, рядом с пляжами. И это единственное, что я хочу сегодня сохранить от разрушения.

Теперь Офелии стали ясны и печаль, одолевавшая Беренильду со дня приезда на юг ковчега, и привязанность к Опаловому побережью. Путешествие сюда было паломничеством в прошлое.

Рука Беренильды, лежавшая на ее животе, судорожно сжалась.

– Вам плохо? – испугалась девушка.

– Нет-нет, все в порядке. Просто роды уже близко. И потом… моя мать скоро умрет. Это вопрос ближайших дней, если не часов. И я должна быть рядом с ней.

– Мне очень жаль.

Слова сожаления вырвались у Офелии непроизвольно, она и сама не знала, к чему они относятся. Близившаяся кончина старухи была очень некстати: Беренильде хватало своих забот.

– О, вам не о чем сожалеть, – возразила Беренильда уже более жестко. – Мама во всем призналась мне. Вспомните апельсины, из-за которых мадам Хильдегард чуть не отправилась на тот свет, а вас приговорили к смерти. Во всем этом виновата моя мать. Но она вовсе не намерена просить у вас прощения, – тут же добавила Беренильда. – Более того, даже сожалеет о том, что ей не удалось вас опорочить. Тем не менее она сочла своим долгом рассказать мне все это.