Читать книгу - "Глина - Дэвид Алмонд"

Вечер субботы на той же неделе. Я пошел в нашу церковь Святого Патрика. Встал на колени в темной исповедальне. Вижу через решетку лицо отца О’Махони. Подумал: может, стоит изменить голос? Вот только я знал, как всегда, что ничего из этого не выйдет. Он, ясное дело, догадается, что это я. Да и какая разница? Нет во мне ничего особенного. В те времена прегрешения у меня были мизерные, малозначительные. Многие и вовсе выглядели так, будто я их просто выдумал.

Я начал со слов, которым научился еще совсем мелким:

— Благословите меня, святой отец, ибо я грешен. Две недели прошло с моей последней исповеди.

— Да, сын мой?

Вздохнул, ждет.

Лучше всего начать с самого плохого.

— Я пил вино для причастия, святой отец.

— Вот как? Это называется кражей и кощунством.

— Да, святой отец. Я понимаю. Грешен, святой отец.

— Прощения просить тебе придется не у меня.

— Знаю, святой отец.

— Будешь еще так поступать?

— Никогда, святой отец. А еще я крал у отца сигареты.

— И курил их?

— Да, святой отец. И еще сигареты отца другого мальчика. А еще я желал чужого добра. Чужих денег, святой отец. И обзывал людей нехорошими словами. И…

— Вот как? И какими именно словами?

— Рыборожим, святой отец.

— Рыборожим?

Я услышал, как он фыркнул от смеха.

— Да, святой отец.

— Это ужасно. Что еще?

— Я смеялся над чужими бедами.

— Это жестокость и желание причинить боль.

— Да, святой отец. Знаю.

— Намерен ли ты вести себя иначе, сын мой?

— Да, святой отец.

— Что-то еще хочешь сказать?

Я стиснул зубы. Подумал про старшую сестру Джорди, Норин. Ей было шестнадцать, она училась в шестом классе. Обалденно красивая.

Он подождал. Вздохнул.

— Что-то еще хочешь сказать? — повторяет. — Помни, Богу все ведомо.

— У меня были нечистые помыслы, святой отец.

— Вот как?

— Да, святой отец.

— Поступал ли ты в соответствии с этими помыслами?

— Что, святой отец? Что вы, святой отец!

— Вот и отлично. Что-то еще?

— Нет, святой отец.

— Сожалеешь ли ты о своих прегрешениях?

Я помедлил, задумался. Мелькнула мысль о горьком, заманчивом вкусе сигарет. Подумал про Норин — прошлым летом я видел, как она лежит у Джорди в саду.

— Ну что? — не отступал священник.

— Да, святой отец. Безусловно, святой отец.

Я увидел, как рука его движется на фоне лица — он отпускает мне грехи.

— Грехи твои прощены, — говорит. — Пять раз прочитай «Аве, Мария» и «Отче наш» и обещай, что не станешь грешить.

— Да, святой отец. Обещаю, святой отец.

— И тырить вино для причастия больше ни-ни.

— Да, святой отец.

— И сигареты у отца тоже.

— Да, святой отец.

— А теперь иди с миром, люби Господа и служи Ему.

Я вышел из исповедальни в тускло освещенную церковь. Встал на колени у алтарной преграды, произнес покаянную молитву. Бормотание другого кающегося тихо отскакивало от стен.

— И избави нас от лукавого, — закончил я и чуть не бегом на вечернюю улицу.

Джорди уже исповедался. Он ждал меня снаружи. Зажег пару сигарет, и мы выдохнули в воздух по длинному языку дыма.

— Круто чувствовать себя святым, да? — спрашивает.

— Угу, — отвечаю. Воздел руки к небесам. — Слава Ему!

Мы рассмеялись и быстро зашагали прочь, давая друг другу тумаки, а потом просто сцепились прямо на улице, не выпуская сигарет изо рта. Из «Срединного дома» вышел какой-то дядька и едва в нас не впилился.

— Эй, пацаны, — буркнул. — Вы чего тут дурачитесь?

— Отвали, — сказал Джорди.

— Угу, — говорю. — Отвали, рыборожий.

Тут мы как рванем, а он вдогонку, но быстро отстал. Мы перебежали площадь, потом остановились, а я все ору и ору:

— Рыборожий! Рыборожий! Ха-ха-ха-ха-ха!

Прижал руки ко рту:

— Я ведь обещал больше этого не говорить. И обещал не курить.

— А то я нет, — говорит Джорди.

Мы оба заржали.

— Через неделю снова пойдем на исповедь, — говорю.

— Угу, — кивает Джорди. — И уж тогда точно будем вести себя хорошо.

— Рыборожий! — орем. — Рыборожий! Рыборожий! А потом мы успокоились и пошли дальше, и Джорди рассказал мне кое-что новенькое про Стивена Роуза.