Читать книгу - "Странник между мирами - Йен Макдональд"

— Мистер Сингх, ваш шоколад чертовски хорош! Что это в нем такое жгучее добавлено?

— Перец чили, — ответил Эверетт. — Одна щепотка. Я такой пил в одном кафе в Сиэтле.

— Вот вам задание, мистер Сингх. Приближается Рождество, нужно приготовить для команды бона манджарри. У вашей пенджабской бабушки не найдется рецептов индейки? Прогуляйтесь-ка до рынка на Ридли-роуд, гляньте, что там хорошего. И побольше овощей наберите! Сен только дай волю, вообще будет есть одно мясо да сладости.

— Неправда! — возмутилась Сен. — Я люблю овощи! Ну, так, в общем.

— Свежие, зеленые и по сезону, мистер Сингх.

Капитан Анастасия отсчитала несколько купюр из бумажника, похожего на шкатулку фокусника: складывается и так, и этак, а если перевернуть, еще и третьим способом, открывая все новые отделения и кармашки — чем дальше, тем больше. Инфундибулум.

— Если не хватит, для меня у всех торговцев Хакни открыт кредит, но лучше бы все-таки держаться в рамках. Знаете первый закон аэриш?

— «В долг не бери и взаймы не давай»?[3]— предположил Эверетт.

— Мудро, мистер Сингх, но нет — все гораздо прозаичней. Наличные правят миром.

* * *

Перья лука-порея, длинные, прямые, пыльного голубовато-зеленого цвета. Темно-зеленая, почти до черноты, итальянская капуста сафой. Картофель — восковой, он лучше сочетается с другими овощами, а мучнистый больше годится для жарки. Эверетт уже прикидывал план обеда. Репчатый лук — без него готовка немыслима. Он перебрал десяток разных видов луковиц, от приплюснутых, словно тюрбан, до совсем крошечных, для маринада, и в конце концов купил два фунта мелких темнокожих польских луковиц — они пахли даже сквозь бумажный пакет.

— Вот эти покрупнее, за ту же цену. — Сен держала бледную испанскую луковицу размером со свой кулак.

— Слишком крупные. Одна вода и никакого аромата. Большие — не обязательно хорошие.

— А по-моему, чем больше, тем лучше!

Корень имбиря. Чеснок. Много чеснока. На Ридли-роуд можно было купить все, что душа пожелает. Каждый день, каждый час Эверетт узнавал что-нибудь новое о жизни Хакни. Вот этот рынок, например, — одно из самых удивительных открытий. Пройти мимо таверны «Небесные рыцари» с заколоченными окнами, потом пробраться через лабиринт газовых труб, арматуры и газгольдеров… Не то удивительно, что рынок, — просто он был один и тот же в обеих известных Эверетту вселенных. В его родном Лондоне весь рынок — полторы улицы ларьков и прилавков, главным образом карибских, против станции «Далстон». В этом Лондоне — настоящий восточный базар, где торговцы всевозможных национальностей и цветов кожи заполонили все арки, кульверты и закоулочки большого железнодорожного узла. Торговля шла и в тоннелях, и в огромных, как собор, сводчатых залах, выстроенных под кирпичными виадуками. Еда и одежда, книги и хитроумные электроприборы, скобяные товары и кухонная утварь, и подозрительно дешевые инструменты. Посуда и хозтовары. Игрушки болтались вдоль прилавков, точно висельники в дни массовых казней, рулоны тканей громоздились высоченными стопками — нижние совсем сплющивались под тяжестью верхних. Женщины неторопливо пили чай за столиками, а над головой то и дело проходили поезда, сотрясая рынок до основания, так что звякали чашки с блюдечками, а капли влаги, просочившись сквозь цементные швы огромных арок, срывались с наросших за долгие годы сталактитов и шлепались на головы покупателям. Здесь обитатели порта встречались с прочими лондонцами, все перемешивались между собой и отчаянно торговались. Городская мода сталкивалась с самыми пиратскими нарядами аэриш, а общепринятый английский и все его вариации — с наречием палари. Эверетт бродил между прилавками, расспрашивал продавцов, перебирал овощи, взвешивал на руке, принюхивался и приглядывался, нет ли какого изъяна, пытался сбить цену и шел дальше.

— Как ты их различаешь? Лук и есть лук, а картошка — это картошка, — жаловалась Сен.

Ей было скучно.

— Ага, а губная помада — губная помада и есть, но ты же с каждого тюбика крышечку снимаешь!

— Это совсем другое. Это шопинг.

— А мы сейчас что делаем?

— Просто еду закупаем. — Сен ненадолго задумалась. — В твоем мире все оми умеют готовить?

— Я бы по-другому спросил: разве в вашем мире ни один оми не умеет готовить? Меня папа научил.

— Ах, папа…

— И что?

— Ничего. Просто… Странные вы.

— А что такого? Базовый навык выживания. А ты лучше умрешь с голоду посреди рынка, потому что не знаешь, что делать с сырыми продуктами?

— Я с голоду не умру, — заявила Сен. — Я обаятельная, все так говорят. Расскажи про своего папу, Эверетт Сингх. Мы вроде как его спасать должны, а я про него знаю только, что он ученый, и его похитили нехорошие злодеи, и он болеет за какую-то пижонскую команду под названием «Тоттенхэм Хотспур». А, и еще он тебя научил готовить.

— Моего папу зовут Теджендра.

— Видишь, ты даже этого не рассказывал!

— Ты тоже не говорила, как зовут твоего папу.

«И вообще молчишь о нем, как кремень, и о других родственниках тоже. Живы они хоть или умерли?»

— Хм… Ну, мы сейчас говорим о твоем папе, — ответила Сен, нисколько не смутившись. — Пойми, если уж я должна участвовать в его спасении, должна же я что-нибудь знать о том, кого мы спасаем!

— У него пенджабское имя. «Сингх» значит «лев». Очень распространенная фамилия в Пенджабе. Пенджаб значит «пять рек», пятиречие. Он находится в северо-западной части Индии. В моем мире часть его территории принадлежит Индии, а часть — Пакистану. Когда Пакистан отделился от Индии, много народу погибло. Миллионы. Совсем плохое было время. Не знаю, что в вашем мире творится в Индии. Папина семья жила в деревне между пятью реками, в самой середине. Они еще до его рождения переехали в Лудхияну. Папа родился в Индии, но уехал оттуда, когда ему было пять лет, поэтому говорит без акцента. Ну, только если волнуется, немножко акцент слышно. У папы были три брата и две сестры, все они выросли в квартире над азиатским супермаркетом в Уолтемстоу. Получается, восемь ближайших родственников, кроме того парочка незамужних теток и еще дядя недавно женился. И все в одном доме. Понимаешь, в Индии пенджабцы — вроде аэриш. Они постоянно орут, ссорятся, мирятся, то празднуют, то дерутся. Живут на полную громкость. А вот про папу ты бы даже сразу не догадалась, что он пенджабец — он невысокий, худой и всегда о чем-нибудь думает. А вот если на него посмотреть на стадионе Уайт-харт-лейн во время Дерби Северного Лондона… Или когда он говорит о физике — о том, что никто, кроме него, не понимает, а для него это так важно, что он весь как будто светится.

Как тебе рассказать о папиных родственниках? Вот я опишу, как моя бабушка, бебе Аджит, и мои дяди и тети стали бы встречать Рождество. Они всегда его отмечают, хоть и не христиане, потому что пенджабцы обожают праздники. У них тебе не пришлось бы жевать какую-то старую жесткую индюшку. Нет уж, это не настоящая праздничная манджарри. Пир — так пир, как будто король с королевой придут в гости. Бабушка всегда говорит: если уж приглашаешь гостей, принимай их как принцев.