Читать книгу - "Сто фактов обо мне - Ирина Андрианова"

Мама достала из овощной корзины несколько картошек, начала их мыть и чистить.

– Не, – сказала мама, – нам этим летом не до Кузи. Будет гора гостей.

– Кто?

– Все те же: Сережа с семьей, Володя с Ларисой… Ты же знаешь, дача – на мне, папе – ни до кого. Есть он, нет – едино, в свои дела уткнется, а я… разруливай народ, корми, стели, баню топи, развлекай.

– Нас с Кузей не надо развлекать! – решила обидеться Оля.

Мама внимательно посмотрела в Олины глаза.

– Как ты не понимаешь, дочка? Если мы приглашаем в гости подростка, я за него несу ответственность. Случись чего: в речке утонет, ногу сломает – не ты будешь отвечать – я.

Оля ушла с кухни, чтобы завершить никчемный разговор. Ответственность, значит. Ночью Оля лежала и думала: как донести Кузе мамин вердикт? Кузя выслушает, сразу обиду не покажет, но затаит, точно. Или подколет: мол, ты, Труба, маменькина дочка! Как мамка скажет, так ты и пляшешь!.. Да, так! Слово мамы для Оли – главное. И характер у Оли не бойцовский, чтобы свое втирать и на своем настаивать до посинения. Оля была миролюбивым человеком, любящим посмеяться, и не собиралась из-за Кузи ломать с мамой копья. Правда, грустный осадок после разговора остался.

Оля, почти засыпая, представляла несбыточные картины. Она и Кузя идут по лугу, он весь разноцветный, как рассыпанный гигантский калейдоскоп… Или они с Кузей плавают под старой ивой в коричневой речной воде. У ивы длинные чуткие ветки, листья то и дело окунаются в вялую воду… Или все ужинают: папа, мама, Оля, Кузя, уплетают из пиал творог со сметаной. И Кузя не говорит с бодрой интонацией: «Где тут у вас магазин? Я хочу себе ролтон купить – это моя базовая еда!» Кузя хвалит творог, потрясен рыночной сметаной, уплетает местный хлеб – душистый, с твердой лоснящейся корочкой. Оле хорошо на душе. После ужина они вдвоем сидят у печки, плечом к плечу, и смотрят, как жадно дышит огонь… А магазинов нет в радиусе десяти километров, потому что Олина дача – в глухом углу, малодоступном месте. Ночью совята кричат в овраге…

На следующее утро Оля встала с мыслью: «Если Кузя спросит про дачу, скажу про отказ мамы. А если не спросит… На нет и суда нет!»

Кузя не спросил.

2

Начались летние каникулы. Все разъехались кто куда. Оля – в свой медвежий угол, Лолита – в Турцию, Рома Гога – в спортивный лагерь, а Кузя – к себе на дачу. Оказывается, у его бабушки и деда недалеко от города была дача – унавоженные грядки, яблони-кормилицы. Кузя туда канул, пропал, редко выходил в социальную сеть.

Оля ждала его сообщений, с радостью отвечала. Мама спрашивала, когда видела, как Оля строчит ответы:

– Кому пишем?

Оля врала, что Лизе, но мама была умная и не верила: с пылающими щеками подруге не пишут.

В то лето прошли две обвальные грозы, они размыли новый овраг. Местные ходили в лес, смотрели, комментировали, стоя на краю:

– Каньон!

В пойме через день сверкали зарницы: где-то шли дальние грозы, и люди видели в этом зловещие знаки.

В июле народилась сумасшедшая черника, на некоторых полянках черно было от ягоды. Мама покупала у соседки чернику бидонами, пичкала Олю киселями и сахарной протиркой.

В конце июля дядя Боря Моняков говорил с мертвыми: он измучился с больной женой, она уже год лежала, не вставала. Врачи разводили руками: сколько протянет – не знаем, мы не боги, может в таком состоянии лет десять провести, сердце крепкое. Мертвые сказали дяде Боре, что жена его скоро помрет. Так и вышло. Через неделю тетю Веру схоронили.

Лето расцвело и вызрело, просыпалось тяжелыми семенами трав в темные, предосенние ночи, и уже было невмоготу в конце августа дожидаться часа отъезда.

В то лето Оля впервые поняла, что житье на даче – скукота. Лучше ходить в лицей, там жизнь, которая ей нравится, а здесь, в деревне, – ничего интересного.

Наконец пришло утро отъезда. Оля радостно собиралась домой и за пять минут до отхода машины взбежала на второй этаж, где на стене жил кривокрылый ангел, нарисованный Олей в пять лет. Раньше девочка прощалась с ним, еле сдерживая слезы.

А сейчас быстро погладила фломастеровые крылья и сказала:

– Пока-пока! Не скучай зимой!

Оля ехала в машине и представляла, как до начала десятого класса она встретится с Кузей. Они пойдут в супермаркет за стельками или еще чем-нибудь необходимым, будут болтать, смеяться… Она ему расскажет про бешеные грозы и новый овраг, может быть, про ангела на втором этаже и про очередное предсказание мертвых. К предсказаниям мертвых прибегают в их далеком сельце отчаявшиеся…

Наконец город, квартира, комната Оли, окно на пыльную улицу и угол сквера. Оля бросилась звонить Кузе.

У него дома трубку никто не снял, в соцсети Кузи тоже не было, зато онлайн оказалась Лолита. Она, никогда не писавшая Оле, настрочила: «Труба, есть новость, набери меня! У меня на мобиле денег нет». Оля послушалась, набрала Лолитин номер. Та с ходу спросила:

– Ты с Кузнецовым встречалась?

– Нет. Только что приехала, – сказала Оля.

– Не встречайся, Труба. Он – сволочь!

– А что?

– Он уже две недели в городе, телефон мне оборвал. Я с ним несколько раз в магазин ходила. Сначала ржали, в кафе сидели, потом пристал целоваться. Я думала, он серьезно…

– А он? – не своим, ледяным каким-то голосом спросила Оля.

– С Ромой Гогой на шоколадку поспорил, что меня поцелует! – с обидой выкрикнула Лолита. – Сволочь! А ведь около тебя всю дорогу отирался!

– Спасибо, – зачем-то подытожила разговор с Лолитой Оля и отключилась.

Она в тот день рано легла спать: не хотелось ни ужинать, ни говорить с мамой, ни у компа сидеть, кликая страницы одноклассников. Лежала, натянув одеяло к подбородку, глотая комки обиды. Слышала, как мама по телефону тихо рассказывала:

– Приехали, ага… Отдохнули, как всегда, хорошо… Что ты, Олечка изменилась, повзрослела, «вещь в себе»… О прошлом не говорим… Зачем?

Ночью Оля встала и долго смотрела на улицу и сквер. Ночной городской пейзаж казался ей убогим. Как же все тут в городе узко, притерто друг к другу, некрасиво! Не то что размашистое деревенское лето в гривах гроз и лунном зеленоватом тумане…

3

Все было понятно с Кузей! Гад, предатель, походы с ним в магазины – пустое время, его шутки – пошлость! Вычеркнуть, забыть!

Но он в первый же учебный день сел за ее стол, бросил перед собой тетрадь, ручку, учебник и выдрал с треском лист из тетради. Пока историк вещал, что им предстоит узнать в новом учебном году по его предмету, Кузя нарисовал сетку, в центре жирно начертил крест, подвинул лист Оле и, слегка подтолкнув ее в плечо локтем, шепотом предложил:

– Труба, давай я – крестики, ты – нолики.