Читать книгу - "Мальчик, который хотел стать человеком - Йорн Риэль"

На мгновение капитан замер с открытым ртом. Глаза его погасли. Он попытался что-то сказать, но изо рта у него вырвалось лишь хриплое бульканье. Его руки медленно отпустили Апулука, и он шагнул назад, глядя на своего победителя и не веря в случившееся. Потом упал, на руки и на колени, закашлялся и уже бездыханным повалился набок.

Апулук смотрел на зажатый в руке нож и вспоминал то, что сказал старый шаман Шили, когда зимой заклинал духов.

Другие разбойники тоже пытались пробиться на корму корабля, но Лейв с мечом, который ему бросил Торстейн, не пропускал их туда.

Трое разбойников начали теснить Лейва. Один из них хотел проскользнуть у него за спиной, но только зашел за мачту, как с удивленным криком рухнул на палубу, пораженный каменной лампой Наруа. Его товарищи обернулись, и один замахнулся на нее мечом, но она отскочила за мачту, успев схватить топор для колки льда. И, когда разбойник поднял меч, метнула в него этот топор так же, как эскимосы мечут гарпун. Тяжелый железный топор вошел ему в грудь.

Со страшным криком последний разбойник прыгнул за борт. Он упал на лед, но тут же вскочил и бросился прочь от корабля.

Апулук сунул нож в ножны, сделанные в голенище камика, и схватил лук. Он уже положил стрелу на тетиву и хотел пустить ее в убегающего врага, как почувствовал на плече чью-то руку.

— Пусть он бежит, Апулук, — сказал поднявшийся из трюма Торстейн. Рана на груди у него еще кровоточила. — Там его ждет более тяжелое наказание, чем смерть от твоей стрелы.

Апулук опустил лук и серьезно посмотрел на хозяина Стокканеса. Он понял, что Торстейн просит оставить этому человеку жизнь. Потом повернулся к Сёльви.

— Скажи Торстейну, — попросил он ее, — что если он просит меня о жизни этого человека, я тоже прошу у него жизни одного человека.

Сёльви перевела слова Апулуку, и когда тот увидел, что Торстейн кивнул, сказал:

— Я прошу освободить Сёльви. Она твоя рабыня.

Сёльви опять перевела его слова, и Торстейн ответил:

— Если ты этого хочешь, Сёльви — твоя.

— Я не хочу владеть ею, — объяснил Апулук. — Я хочу, чтобы ты дал ей свободу.

Торстейн посмотрел на Сёльви и положил испачканную в крови руку ей на плечо.

— Ты свободна, Сёльви. Отныне ты можешь сама распоряжаться своей жизнью. Если бы я мог дать тебе что-нибудь лучшее, чем свобода, я бы не задумываясь это сделал.

Сёльви просияла от радости.

— Лучше свободы нет ничего, — ответила она и с благодарностью схватила руку Апулука.

Торстейн понял, что Сёльви тоже из тех исландцев, которые здесь стали настоящими людьми.

Уже весь нос корабля был объят пламенем. Огонь распространился на трюм, и его длинные языки начинали лизать корму.

— Где Сигурд и Хельги? — спросил Лейв. В разгаре сражения о них все забыли.

Торстейн глянул в трюм. Сигур и Хельги лежали внизу и, пока до них не добрался огонь, пытались освободиться от цепи, к которой были прикованы их кандалы. Лейв и Апулук, освободившись, бросились наверх, забыв о товарищах по несчастью. А когда Торстейн ударил пирата цепью, она зацепилась за шпангоут, и теперь Хельги с Сигурдом не могли до нее дотянуться. Но пока наверху шло сражение, они не хотели просить о помощи.

Лейв быстро спрыгнул вниз и освободил цепь. Не прошло и минуты, как Сигурд и Хельги уже присоединились к остальным. В живых из пиратов остались двое — страж и тот, которого Наруа ударила своей лампой. Их привели в чувство, растерев снегом, и позволили бежать за товарищем, который убежал с корабля.

Спасенные и спасители покинули горящий корабль и пошли через залив к горе.

Не доходя до нее, они оглянулись на корабль.

— Отныне он уже не будет возить рабов, — сказала Сёльви.

Торстейн вздрогнул.

— Теперь я по себе знаю, что значит быть рабом, сказал он. — В Стокканесе, который я отстрою заново, больше никогда не будет рабов.

Последние похищения

В стойбище Шили они шли по морскому льду на некотором расстоянии от берега. У берега лед уже начал таять, и на подмытых течением местах образовались большие полыньи, где собирались морские птицы.

Лейв отказался от мысли посетить незнакомые земли на западе. На это лето он уже был по горло сыт приключениями.

Рана Торстейна быстро зажила, и вскоре, когда снег становился слишком рыхлым, он уже мог бежать за санями вместе с другими.

Стало по-летнему тепло, и люди спали под открытым небом на шкурах, которыми в пути закрывали сани. Торстейну и его людям нравился такой способ передвижения, раньше он был им неизвестен. Их восхищала ловкость Лейва и Апулука, с какой они управляли собачьей упряжкой и охотились на тюленей на льду.

Они успели добраться до становища до того, как лед во фьорде вскрылся. Все радовались встрече, особенно Фрида и ее отец.

Фрида вместе с другими эскимосскими детьми выбежала на лед встречать сани. Подбежав поближе и увидев, кто приехал, она вдруг воскликнула:

— Атата! Атата!

Торстейн бросился к ней, Он схватил ее и поднял над головой. Потом прижал к себе, и она прижалась теплой щекой к его бороде.

— Она говорит! — крикнул Торстейн Лейву и Сёльви. — Вы слышали, она может говорить!

— Она сказала «Отец! Отец!» — крикнула Сёльви и подбежала к Торстейну. — Фрида, ты научилась говорить? — спросила она девочку по-эскимосски.

Фрида кивнула:

— Да. Шили научил меня говорить. Он летал к одному человеку на Луне и принес оттуда мой голос. Так он мне сам сказал.

— Что она сказала? — спросил Торстейн.

— Она сказала, что шаман Шили забрал ее голос у человека на Луне, — ответила Сёльви и от себя добавила: — И что теперь ты должен научить ее говорить на языке исландцев.

Как велит обычай, в тот вечер в становище был устроен большой пир. Все были приглашены в палатку Шили, которому хотелось быть хозяином этого праздника. Когда оказалось, что старику в последнее время не очень везло с охотой, эскимосы принесли ему дары в виде мяса и другой пищи.

Люди много ели, танцевали, смеялись, разговаривали и снова ели.

В разгар праздника Апулук вскочил со своего места. Он схватил бубен и запел:

Случается, один человек невольно повышает голос и заглушает смех пирующих. Праздник опьяняет его сильнее, чем мясо, и делает слегка безумным. Случается, его желание становится слишком велико для одного человека. И тогда — ииихья, ииихья — у него появляются странные мысли.

Апулук остановился перед Сёльви и, раскачиваясь под звуки бубна, снова запел: