Читать книгу - "Голоса за стеной - Григорий Соломонович Глазов"

сородичи Капрала по его распоряжению носились по городу, трещали без умолку о его величии, о том, что нужно укреплять не дух, а тело, что надо забыть такие слова, как «сострадание», «доброта», «справедливость», потому что они мешают проявлению естественных инстинктов, необходимых для победы над врагом. Слово «нравственность» было запрещено цензурой. Честных людей, пытавшихся вразумить своих соотечественников, преследовали.

— Нас все меньше и меньше, — однажды с грустью сказала Беляна Нашему Соседу. — Идут повальные аресты.

Они возвращались с тайной сходки, где обсуждали со своими единомышленниками, как и где развешивать листовки, разоблачавшие замыслы и дела Капрала.

Собирались обычно поздней ночью в порту. На дальнем причале, где некогда швартовались торговые суда, теперь было пусто, ржавели кнехты. Перед бетонным молом на мертвых якорях стояла позабытая всеми старая самоходная баржа. В ее трюмах еще хранился запах апельсинов: когда-то она ходила в теплые южные края; в каюте капитана, где прежде все блестело надраенной медью и свежей эмалью и висела клетка с веселым попугаем, который вслед за капитаном картаво кричал: «Отдать шваррртовы!», царило запустение.

Осторожно пробирались по гулкой, грязной палубе к люку, по сходням спускались в тесный кубрик и тут при свете «летучей мыши» обсуждали события, происходившие в городе, вырабатывали планы всяческого сопротивления Капралу. Особенно любили темные безлунные ночи, когда фигуры людей не отбрасывали теней, сливались с черной водой зыбкого моря, с палубными надстройками. Сидя в кубрике, слушали, как размеренно и глухо, ослабев у мола, волны били в ржавые борта отслужившей свое баржи…

— А знаешь, что мне пришло на ум? — вдруг сказала Беляна.

— Что? — спросил Наш Сосед.

— Как можно опознать эти ничтожества, которые создал мой отец.

— Как?

— Ведь он сотворил их по точнейшим эскизам.

— Верно! — шепотом воскликнул Наш Сосед. — Как же это мы раньше не подумали! А где эскизы?

— У отца в мастерской.

— Надо снять с них много копий, расклеить по городу с обращением к народу: вот, мол, кто такой Капрал и его шайка, — возбужденно сказал Наш Сосед, обрадованный сообразительностью своей подруги.

— Да, да! Это будет здорово! Идем быстрей!

И они заспешили вдоль портовых пакгаузов к тайному пролому в кирпичной стене, ограждавшей порт.

Но коварная и изворотливая кукла по имени Капрал была вызвана к жизни не дураком: Капрал давно учел, что Наш Сосед, Умелец и его дочь Беляна — единственные, кто в какой-то мере знают тайну появления на свет всех кукол и его в том числе. И мысль, пришедшая в голову Беляне и Нашему Соседу, на час раньше осенила Капрала, осенила в те специально выделенные им минуты, которые он называл «Размышления о врагах».

Тотчас же последовал приказ: обыскать дом Умельца, эскизы отобрать и сжечь в присутствии Капрала. Умельцу пригрозить, чтобы держал язык за зубами, а дочь и жениха ее изловить и упрятать в самый глубокий тюремный подвал, туда, где содержатся в одиночках все, кто представлял для Капрала хоть малейшую опасность…

Машина с жандармами понеслась по ночным улицам города, погруженного в темень страха.

Беляна и Наш Сосед приближались к дому Умельца со стороны реки и огородов — так было безопасней. Они подошли уже почти совсем близко, когда Беляна увидела, что в окнах горит свет, а за занавесками мечутся какие-то тени, кто-то с зажженным фонариком направился в мастерскую и вскоре вышел оттуда. Беляне даже показалось, что в свете фонаря она различила силуэт отца.

— У нас обыск, — тихо сказала она.

— Похоже, — шепнул Наш Сосед.

Притаившись за кустами сирени, они ждали, что будет дальше. В ночной тишине отчетливо были слышны шаги жандармов, выходивших из дома, голоса.

«Об этих эскизах помалкивай. Ты их и в глаза не видел. Понял, старый дурак?» — произнес кто-то.

«Как ты со мной разговариваешь, щенок? Я — Умелец!» — узнала Беляна голос отца.

«Заткнись! Ты когда-то был умельцем. А сейчас умельцы мы», — рявкнул тот же человек.

Остальные захохотали.

«Дай ему по морде, Затвор. Что-то больно разговорчив», — предложил кто-то.

«Успеется, — ответил Затвор. — Слушай, старый дурак, где твоя дочь?»

«Уехала в деревню к тетке, — солгал Умелец, смекнув, что дело неладно. — А оттуда собиралась к какой-то подруге на ферму».

Наш Сосед держал Беляну за руку и чувствовал, как ее бьет озноб.

«А дружок ее, этот лекарь, где? Неужто не появлялся?» — спросил Затвор.

«С тех пор, как дочь уехала, словно сгинул», — ответил Умелец.

«Если кто из них появится, сразу же сообщи нам. А будешь темнить, повесим за ноги на этом столбе. Понял, старый дурак?» — пригрозил Затвор.

«Как не понять», — сказал Умелец.

«Пошли отсюда, ребята. Полдела сделано, эскизы у нас», — скомандовал Затвор.

Они вышли на улицу. Взревел мотор машины — и снова наступила тишина. Дверь в доме хлопнула, и вскоре свет в окнах погас.

— Нам нельзя туда, — сказал Наш Сосед, понимая, что Беляна рвется к отцу. — Там может быть засада.

— Отец… Что же нам делать? — голос ее дрожал. — Куда деваться?

— Нас разыскивают, понимаешь? Хотят схватить.

— Понимаю…

— Мы должны найти безопасное место, чтобы не только отсиживаться, но и действовать. Отцу как-нибудь дадим знать, что мы живы… Я знаю одно место. Старый маяк, за городской свалкой. Туда даже тропинки заросли бурьяном.

— Это километрах в двадцати от города?

— Да. Пока не рассвело, надо успеть добраться. Там нас никто искать не станет…

Свернув с шоссе, Беляна и Наш Сосед пошли полевой дорогой. Город уже остался позади. В пожухлой траве трещали цикады. Теплый ветер, прежде дувший из степи, ослабел, сменился солоноватым свежаком, дышавшим откуда-то из темноты, где слева от дороги простиралось невидимое море. Справа едва виднелись домишки на улице Пыль Столбом, обреченные на снос, но о них городские власти давно забыли, развалюхи эти стояли заколоченные, люди их покинули много месяцев назад, и только мыши иногда забредали сюда, но, порыскав и ничего не найдя, убегали прочь. Лишь в самой крайней хибаре, там, где уже начиналось поле, иногда по вечерам светился огонек: в ней обитал Пустой. Большую часть времени он спал, не зная да и не интересуясь, что происходит в окружающем его мире. В городе бывал очень редко. От одних там слышал разговоры, что когда Капрал завоюет Город Веселых Людей, жизнь станет лучше; от других — что лучше будет, если Капрал не станет воевать. Лежа в своей хибаре на деревянной лавке, Пустой ворочал в голове тяжелые и медленные, как жернова, мыслишки: «Завоюет, будет лучше. Не завоюет — тоже будет лучше. Вот глупцы! Кто же знает, что такое лучше? Никто. Надо держаться от всего в стороне», — сделал он для