Читать книгу - "Память Вавилона - Кристель Дабо"

– Я протестую, – ответил тот. – Это не совсем верно…

– Это либо верно, либо неверно, – оборвала его Елена. – Есть ли другие свидетели, которые могут это подтвердить?

Тотчас из рядов поднялось множество рук. Офелия увидела, как у бедного парня запылали уши. Ей и самой стало не по себе: Исповедь оборачивалась публичным судилищем.

– Я приношу свои искренние извинения, – пролепетал курсант. – Возможно, один раз, во время какого-нибудь диспута, я и сказал, что сражаться бесполезно, но исключительно в переносном…

– Значит, вы провинились трижды, – тотчас возразила Леди Септима. – В том, что позволили себе данное высказывание, в том, что не признались в нем, и в том, что повторили его здесь. Леди Елена, решать, конечно, вам, но лично я предложила бы карантин.

– Пусть так и будет, – бесстрастно подтвердила леди Елена. – Курсант, начиная с этого момента вы наказаны карантином. В течение сорока дней мы запрещаем вам разговаривать с кем бы то ни было, а всем окружающим – разговаривать с вами. На это же время вы лишаетесь своих привилегий и права участвовать в любых коллективных мероприятиях. Никаких увольнительных. Никаких гостей. Никакой переписки. Вы будете слушать лекции молча и говорить лишь в тех случаях, когда командир обратится к вам напрямую.

Офелия увидела, как уши курсанта сменили цвет с багрового на мертвенно-белый. А у нее в ушах стоял гул, как в пчелином улье. Девушка даже представить себе не могла весь ужас подобной изоляции. Разве можно так жестоко карать человека лишь за то, что он произнес слово «сражаться»?! Значит, вот что такое трудиться на благо мира! Напрасно Офелия вертела головой, оглядывая ряды учеников, – никто из них даже не подумал возразить. Но она постаралась сдержать волнение, когда заметила, что Октавио пристально наблюдает за ней из-под своей длинной смоляной челки.

Исповедь продолжилась, и Поллукс, уже забывший о недавнем инциденте, вновь обрел отеческое благодушие.

Наконец дошла очередь и до Офелии. Ее сердце колотилось так бешено, что она боялась, как бы его не услышали с эстрады Поллукс и Елена. Все ее соседи по спальне уже отчитались, и никто из них не признался в похищении перчаток. Что же будет, если она сейчас публично объявит об этом? Памятуя о фальшивом удостоверении личности в тайнике, девушка сознавала, что не может позволить себе устроить скандал.

– Торжественно клянусь в том, что я не лгала, не мошенничала, не воровала и никоим образом не нарушала законов города.

Слабый голосок Офелии прозвучал еле слышно, однако Поллукс не попросил ее повторить клятву, и она с облегчением вздохнула.

– Прекрасно! Если у кого-то есть возражения, пусть выскажет их здесь и сейчас.

И вдруг Офелия увидела справа от себя поднятую руку. У нее застыла кровь в жилах. Это был Октавио.

Он знал.

Он знал – и сейчас он ее выдаст.

– У меня не возражение, а ходатайство, – спокойно объявил Октавио. – Стажеру Евлалии необходимы новые перчатки чтицы. Это ее рабочий инструмент, и они ей нужны, чтобы продолжать учебу. Принимая во внимание тот факт, что ее испытательный срок еще не закончился, я испрашиваю для нее льготную увольнительную, чтобы она могла выйти в город.

Леди Септима устремила на своего сына еще более жгучий взгляд, чем обычно. Она была явно озадачена, а сама Офелия буквально окаменела от изумления.

– Дозволяю, – коротко сказала Елена. – Следующий!

Офелия в кровь искусала губы, дожидаясь конца церемонии.

Как только учащимся скомандовали «вольно», она бросилась к Октавио, разрезав толпу со скоростью пушечного ядра.

– Спасибо!

Помимо ее воли к искренней благодарности примешивалась толика недоверия. Он ей помог, и теперь она хотела знать, чего от нее ждут взамен.

Октавио поднял брови, такие черные, такой правильной формы, что они напоминали две идеальные дуги. Он был точной копией своей матери: любые, даже самые незаметные эмоции делали его еще более импозантным. Ему не требовались ни высокий рост, ни атлетическое сложение – достаточно было врожденного обаяния.

– Я защищал интересы Школы, а не твои. Если тебе не удастся пробиться в виртуозы, то пусть это будет из-за твоей некомпетентности, а не из-за отсутствия рабочего инструмента.

И, не дав Офелии ответить, добавил безразличным тоном:

– Когда будешь в городе, наведайся в дом профессора Вольфа – думаю, он сможет тебе помочь.

– Профессор Вольф… – повторила Офелия, совсем растерявшись. – Он что, перчаточник?

– Нет, анимист. Нечистокровный, но, как и ты, чтец. Тебе нетрудно будет его найти. Когда он не занимается исследованиями в Мемориале, то сидит дома, взаперти.

Больше Офелия уже ничего не слышала: гулкое сердцебиение заглушило гомон в зале.