Читать книгу - "Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси"

Никогда бы не догадался, что из меня выйдет хороший баскетболист.

Ну, то есть я всегда любил эту игру, в основном оттого, что ее любил отец, а Рауди – еще больше, но я понял, что мое место среди игроков, которые сидят на скамейке запасных и поддерживают своих более крупных, быстрых и талантливых товарищей по команде, разделяя с ними победы и/или поражения.

Но вышло так, что, когда наступил сезон, я стал младшим игроком основной баскетбольной команды. Конечно, все остальные игроки были крупнее и быстрее меня, но никто из них не мог бросать мяч, как я.

Я был нанятый шутер.

В резервации я, наверное, считался достойным игроком на подборе^[18] – таким, который мог бегать по полю без остановок и не спотыкаясь. Но в Риардане со мной случилось просто чудо.

Ни с того ни с сего я стал хорошим игроком.

Видно, дело здесь в доверии. То есть я всегда был индейцем самого низкого пошиба в иерархии резервации: от меня не ждали, чтобы я был хорош – вот я и не был. Но в Риардане тренер и остальные игроки хотели, чтобы я играл хорошо. Им это было нужно. Они ждали от меня этого. И я стал хорошим игроком.

Я хотел оправдать их ожидания.

Наверное, в них дело. В ожиданиях.

А раз они ожидали от меня большего, то и сам я стал ожидать от себя большего, и всё это нарастало и нарастало, пока я не начал выбивать двенадцать очков за игру.

ПРИ ТОМ ЧТО Я МЛАДШИЙ ИГРОК, ДЕВЯТИКЛАССНИК!

Тренер считал, что через несколько лет я буду играть за штат. Может, за какой-нибудь небольшой колледж.

Вот сумасшедший.

Часто ли пацану из резервации доводилось такое слышать?

Часто ли вы слышите слова «индеец» и «колледж» в одном предложении? Тем более в такой семье, как моя. Тем более в моем племени.

Не думайте, что я становлюсь воображалой.

Мне жуть до чего страшно играть, соревноваться, пытаться победить.

Меня рвало перед каждой игрой.

Тренер говорил, его тоже раньше тошнило перед матчем.

– Парень, – сказал он, – некоторым людям необходимо прочистить трубы, прежде чем они смогут играть. Я был блевуном. И ты блевун. Быть блевуном – это нормально.

Спрашиваю папу, был ли он блевуном.

– Что за блевун? – не понял он.

– Тот, кого рвет перед матчем, – объясняю.

– А почему тебя рвет?

– Потому что нервничаю.

– Ты хочешь сказать, потому что боишься?

– Боюсь, нервничаю – разве не одно и то же?

– Нервничает тот, кто хочет играть. Боится тот, кто не хочет.

Так папа открыл мне глаза.

В Риардане я был нервным блевуном. В Уэллпините – напуганным блевуном.

Больше никто в моей команде не был блевуном. Ни нервным, ни напуганным. Но это неважно, мы просто были хорошей командой. Точка.