Читать книгу - "Лети, майский жук! - Кристина Нестлингер"

— А второй? — спросила я. Удивляюсь, что я вообще могла говорить.

Отец не знал, куда пришелся второй выстрел. Старшина больше не подавал признаков жизни. В саду тоже ни звука. Мама отняла руки от ушей.

— Что там?

— Ничего не слышно, — ответил отец.

— Ни звука?

— Ни звука.

Я заплакала — не могла сдержаться.

— Замолчи! — приказала мама. — Тебе ничего не грозит. Старшина сюда не придет.

— Кон! — всхлипнула я. — Кон! — И больше ничего вымолвить не могла, только «Кон, Кон».

Мама смотрела на меня, кусая пальцы…

— Она права! — пробормотала наконец мама и пошла к двери.

Она не обращалась ко мне, она не обращалась к отцу или к сестре. Она говорила себе самой:

— Трусливые свиньи! Все! Все! Делают вид, что не слышат. Испугались! Уши у вас заросли, доблестный герой — майор!

Отец заволновался:

— Что ты собираешься делать? Не дури! Не ходи туда!

Этот идиот тебя подстрелит. Не сходи с ума!

Мама взялась за дверную ручку. Она не выглядела испуганной. Да и я не боялась за нее. Она должна спасти Кона! Отец все же пытался ее образумить:

— Если он в него выстрелил, ничего уже не поделаешь! А у него осталось еще не меньше двух патронов!

Однако мама уже вышла из комнаты.

Папа кинулся за ней, но в него вцепилась сестра.

— Не уходи! Не оставляй меня! Останься здесь!

Одной рукой она держалась за его пуловер, а другой — за кровать. Отец, пытаясь вырваться, протащил ее за собой вместе с кроватью.

— Проклятие! Отцепись! — ругался отец.

Сестра отцепилась от кровати, обеими руками она держалась теперь за пуловер. Я поразилась, как выдерживает такую тяжесть старая вещь. Впрочем, и она скоро порвалась, петли спустились. И еще я удивилась, до чего же сильна сестра! Но не стала досматривать схватку сестры с отцом — побежала за матерью.

Мама не собиралась сражаться со старшиной в одиночку.

Она спустилась вниз, разбудила майора, разбудила адъютанта, постучала Ивану. При этом она жутко ругалась. Ругалась по-немецки и по-русски. Ругалась даже по-чешски — научилась от соседки, которая была родом из Богемии.

Она кричала, если перевести ее ругань на немецкий и сократить, примерно следующее:

— Герои! Победители! Трусы несчастные! Притворяетесь спящими! Боитесь пьяного старшины! Постыдитесь! Выползайте из своих нор! Образумьте идиота! Неужели вам плевать на бедного повара? Трусы! Ничтожества! Если повар ранен, вы — виноваты! Может, он умирает, вы — засранцы!

Сначала мама кричала, а под конец уже орала. Изо всех комнат начали выходить люди. Первым появился адъютант. Он криво улыбался. Мама окинула его суровым взглядом. Вышли Иван с Людмилой, за ними остальные. Последним был майор. Они не сердились на маму, несмотря на ее ругань и проклятия. Думаю, им было стыдно. Мне показалось, что они шли к кухне только потому, что их устыдила мама. А может, им было стыдно друг перед другом. Ради Кона никто бы из них и пальцем не шевельнул.

Майор что-то говорил собравшимся, давал указания, чертил маршрут пальцем в воздухе, будто инструктировал перед большой битвой. Все вынули пистолеты и во главе с майором двинулись из дома.

Я кинулась в салон к среднему окну: оттуда хорошо виден сад и павильон. Команда храбрецов свернула за угол. Майор подал знак остановиться. Сам он пошел к груше, которую недавно обнимал старшина. Оттуда повелительно закричал, приказывая старшине выйти из кухни и отдать ему пистолет.

В кухне ничто не шелохнулось. Майор, согнувшись, перебежал от груши к японской ели. Опять что-то крикнул. Был он теперь метрах в десяти от павильона. Остальные подтягивались к нему.

Из кухни по-прежнему не раздавалось ни звука. Так могло продолжаться целую вечность, пока майор перебирался бы от дерева к дереву. А что он будет делать у кухни? Там ведь нет деревьев, только клумба с крокусами.

Да… У них есть время. У них много времени. Они не торопятся схватить старшину. Что им Кон? Они его не любили. А я любила! Я выскочила из дома. Никто меня не видел, никто не остановил. Все смотрели на кухню.

Я пробежала лужайку, перепрыгнула через ручей и рванула к саду Архангела. Пролезла сквозь кусты, через поваленный забор в том месте, где раньше Ангел прогуливалась со своей коляской, проползла под телегой Кона. В кухне с тыльной стороны было маленькое окошко. Можно осторожно заглянуть в него. Я очень боялась за Кона. Боялась увидеть его мертвым.

Я поднялась с земли и испугалась. Не со стороны окна, а сзади меня раздался голос Кона:

— Фрау, фрау, тс-сс, это ты?

Оказывается, Кон в серых подштанниках, с гусиной кожей на груди, прятался в повозке.

— Я вылез через окно, когда этот идиот вышиб дверь.

Я вскарабкалась на повозку.

— Тебе холодно?

— Махт никс, фрау, махт никс! — Кон улыбнулся. — Ничего не вижу! Только смутные пятна.

На Коне не было очков.

— Очки остались на кровати, — объяснил он.

С другой стороны павильона слышался голос майора. Он все еще пытался выманить старшину.

— Старшина будет стрелять? — спросила я Кона.

— Кто его знает! — покачал головой Кон.

Суповой котел Очки Грубость Мой план Вранье про больное горло и живот Незнакомые развалины

Старшина не стрелял. Ивану надоела осторожная тактика майора, и он сделал предупредительный выстрел в воздух, потом перепрыгнул через грядку с крокусами, заглянул в разбитую дверь и засмеялся. Затем помахал остальным, чтобы все успокоились.

Я слезла с повозки и заглянула в заднее окно. Действительно, было над чем смеяться! Старшина лежал на каменном в бело-красную клетку полу. Он спал под слоем макарон, кусочков моркови, капусты и фасоли. Его форма была мокрой и жирной. Возле спящего старшины лежал поверженный суповой котел, а на его животе покоился деревянный суповой половник.

Иван, осторожно ступая по блестящему от жира полу, поднял пистолет, смахнул с него фасоль с макаронами и сунул в карман. Потом, не долго думая, пнул спящего. Его сапог угодил тому под ребра. Старшина застонал, открыл глаза, посмотрел, ничего не понимая, затем стер с глаз и щек остатки супа. Наконец поднялся, но опять повалился и попытался заснуть. В кухню зашел адъютант, схватил старшину за руки, а Иван — за ноги. Так они вытащили пьяницу из кухни. Я видела, как его голова проплыла над полом, котлом, над порогом, стукнувшись об него.