Читать книгу - "Кто ты на Кэтнет? - Наоми Критцер"

— Она несколько дней болела, в смысле ее тошнило. А вчера сказала, что ей лучше. Когда я утром уходила в школу, она лежала, но это бывает довольно часто, а потом, когда я пришла домой, она уже была вот такая.

Я не сказала, что спросила у своих онлайн-друзей, как быть. Это им не нужно знать.

— Как ее зовут?

Я решила сказать им настоящее имя и выдуманную фамилию.

— Дана Смит.

— Дата рождения?

Я придумала дату, которую будет просто запомнить.

— У тебя есть ее медицинский полис?

Я помотала головой.

— Можешь принести ее бумажник?

Я сделала вид, что ищу на тумбочке.

— Пульс 130, дыхание 32, систолическое давление 68, — сказала женщина. У нее был спокойный голос, но мужчина, задававший вопросы, тут же умолк и пошел за каталкой.

Что означали эти цифры? Пока они обвязывали маму ремнями на каталке, я попыталась измерить собственный пульс, но у меня ужасно колотилось сердце, потому что я боялась за маму. И я все время сбивалась со счета.

— Ты можешь поехать с нами в больницу, — сказала женщина. Я схватила пальто и заперла дверь. Они аккуратно спустили маму по лестнице. Она кричала что-то похожее на «Беги!», но я понятия не имела — это мне слышалось или она на самом деле кричала.

«Скорую» вела женщина; мужчина продолжал задавать вопросы. Например: когда она заболела, какие были симптомы, когда они начались, употребляет ли она наркотики, нет ли у нее диабета, эпилепсии или других заболеваний, о которых я знаю, принимает ли она какие-то лекарства, когда последний раз была у врача…

Я думала, не сказать ли ему, что она немного параноик. Надо ли им знать, что она параноик? В конце концов я решила сказать, что она очень много волнуется, но не принимает от этого никаких лекарств. Если она испугается, когда очнется в больнице, надеюсь, они будут к этому готовы.

Все это время мама была наполовину без памяти. Я слышала, как один из санитаров называл это измененным состоянием сознания, и было похоже на правду. Она не вполне понимала, где мы и что происходит, и все звала меня Стефи, как в детстве.

Когда мы подъехали к больнице, нас встретили медсестры, и мне разрешили пройти за ними в реанимацию. Маме выделили палату, поставили капельницу, а несколько медсестер взяли анализы.

— Справимся тут? — спросила одна другую, отчего я еще больше испугалась. Они начали делать анализы. Было уже так поздно, что большая часть персонала ушла. На пейджер хирургу позвонили.

У меня с собой не было ноутбука. Очень жаль, потому что я могла бы зайти на Кэтнет и все, кто советовал мне отвезти маму в больницу, могли бы заверить меня, что теперь, когда она в больнице, все будет хорошо. Я понятия не имела, что делать.

Кто-то сказал, что пришел хирург, и почти все вышли из-за загородки — видимо, чтобы готовиться к операции. Впервые с того момента, как мы оказались в больнице, я могла подойти к маме, не мешаясь под ногами. Ее перенесли на койку, и она лежала на спине. Ее ноги торчали из-под одеяла. Я касалась ее руки, ожидая, что она будет такая же горячая, как раньше. Мама открыла глаза и посмотрела на меня не отрываясь.

— Стеф, тебе надо отсюда уйти, — прошептала она. — Твой отец может нас искать. Он не должен найти тебя, даже если найдет меня.

— Я назвала им выдуманную фамилию, — прошептала я в ответ. — Все будет хорошо. Он тебя не найдет.

— Нельзя на это рассчитывать, — ответила она. — Ты должна спрятаться. Или уехать к Ксочи и попросить ее помочь. — И тут вернулись врачи и увезли ее на операцию.

Одна женщина в белом халате была одета иначе, чем медсестры из операционной. Она отвела меня в комнату ожидания с телевизором, стопкой старых журналов и аквариумом.

— Я знаю, что ты уже отвечала на эти вопросы санитарам, но мне придется попросить тебя повторить ответы, — сказала она. — Ты, случайно, не захватила мамин бумажник перед уходом?

— Нет, — сказала я. — Извините.

— Ничего страшного. Она здесь задержится на некоторое время. Мы еще успеем получить всю информацию по страховке и всему остальному, когда ей станет чуть лучше.

— На какое время? — спросила я в тот же момент, когда она спрашивала:

— Как зовут твою маму, скажи, пожалуйста?

Она смотрит на меня с ожиданием, не отвечая на мой вопрос.

— Ее зовут Дана Смит. Сколько она здесь пробудет? С ней все будет хорошо?

— Врачи считают, что у нее перитонит от разрыва аппендикса. Судя по симптомам, которые ты описала и которые мы наблюдаем сейчас. Ей сделают операцию, чтобы удалить аппендикс, но некоторое время придется принимать антибиотики, как долго — зависит от многих показателей. Может, неделю, а может, и две.

Я представила маму, которая не может убежать, потому что привязана к больничной койке. Для нее это будет невыносимо.

Женщина озабоченно заглянула мне в лицо. Она слишком старательно пыталась заставить меня посмотреть ей в глаза. Ненавижу, когда так делают. Я смотрю на ее лоб.

— Ты большая молодец, что вызвала скорую для мамы, — сказала она. — Она могла бы умереть, если бы не ты. Это очень серьезное заболевание.

Она подвинула ко мне салфетки, как будто я собиралась расплакаться, но плачут от грусти, а мне не было грустно; мне было страшно и тошно от усталости. Мы можем застрять тут на недели. И даже если нам понадобится бежать, мы не сможем. Прячься, так мама сказала. Я даже не знала, с чего начать. Она хотела, чтобы я взяла фургон — который так и не научилась водить — и уехала в северные леса прятаться с медведями? Или чтобы я нашла Ксочи, с которой я незнакома и не знаю, где ее найти?

Но тут женщина принялась расспрашивать дальше: адрес, телефон, есть ли у тебя мамин номер страховки, а свой ты знаешь, милая? Как зовут твоего отца? И тут я поняла — если развести нюни в куче салфеток, она, наверное, ненадолго отстанет. Тогда я низко опустила голову, чтобы она не видела, плачу ли я на самом деле. Спустя минуту она уже коснулась моего плеча и сказала:

— Посиди немного, успокойся; спешить некуда, — и я услышала, как затихают ее шаги. Дождавшись тишины, я подняла голову и осмотрелась. Ее нигде не было. Тогда я встала и выглянула в коридор, чтобы найти выход. Нашла. И убежала через боковую дверь.

Дверь эта открывалась только изнутри, назад пути не было.