Читать книгу - "Дина. Последний дракон - Лене Каабербол"

— Ты не принесешь завтрак? — спросила я.

Она посмотрела на меня испытующим взглядом:

— Я не думала, что ты голодна.

Мы поглядели друг на друга. «Были б у меня мои глаза Пробуждающей Совесть, она бы не была такой гордячкой, — подумала я. — Или была бы?»

— Вообще-то я есть не хочу, — сказала я под конец.

Быть может, она была так же, как Дракан, холодной-прехолодной и нечувствительной ко взгляду Пробуждающей Совесть. Но у него совести вовсе не было. А Нико очень правильно сказал, будто у нее свое понятие о чести. Но и это нельзя брать в расчет, когда речь идет о Кармиан. «Несмотря на все, были времена, когда ты прекрасно находил дорогу к моей постели», — сказала она.

Кончилось тем, что она все-таки принесла завтрак, после того как попросила Матса приглядеть за мной, пока ее не будет. Она не верила мне. Это ясно. Матса я, возможно, смогла бы одурачить, заставив глядеть в другую сторону, но что пользы от этого? Даже найди я таким образом Нико и доведись мне потолковать с ним, я была до конца уверена в том, что он не захочет меня слушать. Он принял план, в котором нашлось место для Кармиан, но не для меня.

Кармиан вернулась с двумя мисками каши и двумя чашками тодди. Я смотрела на чашку с дымящимся ало-золотистым питьем. «Это он и есть, — думала я. — Если она подмешала куда-то маковый сок, то это оно».

— Ешь! — сказала она. — Вполне возможно, что ты не голодна, однако у тебя маковой росинки во рту не было, а на корабле нет ни одного человека, у которого есть время либо охота заниматься хворыми детьми!

Я взвесила ее слова. Я была уверена, что каша безопасна. И Кармиан права: если я не ноем, а что-то случится у меня с животом — сил надолго не хватит.

Взяв ложку, я осторожно попробовала кашу. Она была как раз в меру посолена, но ничего необычного в ее вкусе не было.

Кармиан, крепко сжав губы, наблюдала за моей предосторожностью.

— Это та же каша, что мы все едим, — сказала она. — Но милостивая фрекен, может, привыкла к лучшей?

— Нет, — пробормотала я и взяла еще одну ложку. — Каша хороша.

Поначалу она ни слова не сказала о тодди. Но когда выяснилось, что я пить его не буду, она подняла брови.

— Ты что, вообще не любишь тодди?

Я пожала плечами:

— Я не очень-то привычна к вину.

— Ах да, — произнесла она. — Для вина ты еще годами не вышла. Оно вообще-то не для детей.

— Никакой я не ребенок!

— Вот как? Может, тебе больше хочется молока? Или кашку для грудничков?

Так легко ей меня на слово не поймать. Не так уж я глупа, чтобы пить ее тодди с маковым соком, чтобы доказать: я не грудничок. Не знай я, что туда подмешан маковый сок, я вполне могла поддаться ее подначке. Но не теперь.

Поэтому, когда мы чуть позже причалили к набережной в Дунбаре, у меня по-прежнему сна ни в одном глазу не было. А Нико был в ярости.

— Она не хочет пить тодди, — сказала Кармиан, с виду ничуть не задетая гневом Нико. — Что мне, по-твоему, делать: схватить Дину за нос и силой напоить ее?

— Ты обещала мне…

— Я обещала сделать, что могу. И не моя вина, что милостивая фрекен и хитра, и упряма.

Во взгляде, которым Нико смотрел на меня, смешались ярость и отчаяние. Его темно-синие глаза казались почти черными.

— Я не желаю впутывать тебя во все это… — сказал он. — Это не твое дело, я не желаю…

Такое редко случалось, что Нико не мог найти нужных слов. Но теперь он, стоя там, боролся с самим собою, как иногда делал это Давин. Будто слов, подходящих для того, что он хотел сказать, не было.

— Портовый Капитан может быть здесь с минуты на минуту, — сказала Кармиан, рассматривая Нико холодным взглядом. — Так что если ты не хочешь, чтоб тебя схватили здесь и сейчас без всякой пользы, тебе нужно подумать о том, чтобы спуститься вниз, в дыру, и решить, как нам поступить с милостивой фрекен.

Слова «милостивая фрекен» вовсе не были вежливостью с ее стороны, и мне хотелось сказать, чтоб Кармиан так меня не называла. Однако же, быть может, это было все-таки лучше, чем унизительное «маленькое сокровище» — прозвище, с которого она начала. И как раз теперь было бы разумней всего ей крепко держать язык за зубами.

Нико кинул на меня этот свой почти черный взгляд.

— Я возьму ее с собой, — сказал он. — Во всяком случае сейчас. Я возьму ее с собой вниз, в дыру.

— Если там хватит места.

— Его должно хватить.

Она пожала плечами:

— Ну, если тебе так хочется. Но смотри спускайся туда поскорее. У нас нет целого дня в запасе.

Дыра, о которой они говорили, была норой меж корпусом корабля и несколькими досками на дне грузового отсека, где обычно хранился балласт — камни, что там лежали, чтобы «Морской Волк» не опрокинулся, когда ветер наполнял паруса. Но Ворона убрал или перенес в другое место часть камней, так что там образовалось маленькое, узкое, напоминающее гробик пространство. Не думаю, что он обычно прятал там людей, но в дыре как раз хватало места и для меня, и для Нико, — но только до тех пор, пока мы не начинали слишком глубоко дышать или не пытались двигаться.

Он злился на меня, и было ужасно странно лежать так близко от человека, обуреваемого такой яростью. Я лежала на боку, прижав лицо к плечу Нико, так что ощущала краешек его рубашки у своей щеки. Он так злился, что не хотел обхватить меня рукой, хотя это было бы куда удобней для нас обоих. Не прикасаться ко мне вообще он не мог, но старался изо всех сил.

— Нико… по мне… тебе нельзя полагаться на Ворону, — сказала я.

— Я нисколько не полагаюсь на Ворону.

— Да, но почему тогда…

— Я полагаюсь на жадность Вороны к деньгам. Это — единственное.

— Да, но, Нико, ведь он может получить сто марок золотом, если выдаст тебя…

— Да!

— Я не понимаю…

— Дина! Не вмешивайся… Делай, что я говорю, и оставайся на корабле, пока кто-нибудь не переправит тебя морем в Фарнес. Слышишь?

Я ни слова не произнесла в ответ, так как не хотела давать никаких обещаний.

— Где флейта? — вместо этого спросила я.

— Она у Вороны.

— У Вороны? — Я взволновалась. — Ты отдал флейту моего отца Вороне?

— Это его корабль, — коротко ответил Нико. — А кому еще мне было отдать ее? Одному из его матросов?

От одной мысли о том, что один из них… что, к примеру, такой как Мате… что кто-то притронется к флейте хотя бы пальцем, быть может, попытается играть на ней… Их толстые пальцы на ее стройной шее, их губы… Нет, мне этого не выдержать… Во мне все кипело, да так, что я боялась впасть в такую же ярость, как Нико.