Читать книгу - "Русская история на пальцах. Для детей и родителей, которые хотят объяснять детям - Сергей Нечаев"

ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО

Многие современники тех событий потом констатировали, что Павел I «правил вспышками, скачками, порывами, без всякой связи, не смущаясь совершенно последствиями». Он правил, «как человек, который не дает себе никогда труда размыслить, взвесить все за и против, который приказывает и требует немедленного исполнения всякой фантазии, приходящей ему на ум». В результате, его ненавидели почти все, причем даже за его добрые качества, например, за его справедливость, потому что и она, в сущности, была какая-то слепая и страшно капризная. Она поражала без разбору, заставляя людей застывать от ужаса и вечной неизвестности относительно своей участи, независимой от занимаемого положения.

Говорят, Александр не соглашался занять престол и уступил лишь после того, как убийцы отца заявили, что если он не согласится принять правление, то увидит реки пролитой крови.

Вот как описывал очевидец первый выход Александра в Зимнем дворце на следующий день после убийства:

«Новый император шел медленно, колени его как будто подгибались, волосы на голове были распущены, глаза заплаканы; смотрел прямо перед собой, изредка наклонял голову, как будто кланялся; вся поступь его, осанка изображали человека, удрученного грустью и растерзанного неожиданным ударом рока. Казалось, он выражал на своем лице: они все воспользовались моей молодостью, неопытностью, я был обманут, не знал, что, исторгая скипетр из рук самодержца, я неминуемо подвергал жизнь его опасности».

Было очевидно, что сознание своей вины, мысль о том, что он обязан был все предвидеть, всей тяжестью давили на 23-летнего Александра.

Адам Чарторыйский свидетельствует:

«Целыми часами оставался он в безмолвии и одиночестве, с блуждающим взором, устремленным в пространство, и в таком состоянии находился в течение многих дней, не допуская к себе почти никого».

А на утешения своего польского друга Александр отвечал:

– Нет, все, что вы говорите, для меня невозможно. Я должен страдать, ибо ничто не в силах уврачевать мои душевные муки.

Душевные муки, если кто не знает, – это врагу не пожелаешь. Они, как проказа, медленно гложут и разъедают человека изнутри.

Смерть отца – это кошмар.

Даже когда он старенький и до этого очень долго болел.

А когда отцу было всего 46 лет?

А когда это было убийство?

А если ты знал обо всем, но ничего не сделал, чтобы этому помешать…

Это даже описать невозможно. Вот и на Александра трагическая гибель отца произвела такое впечатление, что он всю оставшуюся жизнь мучился сознанием своей вины в произошедшем. «Эта неизлечимая душевная рана совести, – как заметит позже его внучатный племянник Великий князь Николай Михайлович, – испортила всю последующую его жизнь на земле».

Историк К.В.Кудряшов развивает эту мысль:

«Известие о трагической судьбе отца нравственно потрясло Александра. Вне себя он воскликнул: «Скажут, что я отцеубийца! Мне обещали не посягать на его жизнь. О, я несчастнейший из людей!» С ним сделались нервные судороги, и он впал в обморочное состояние. С трудом удалось Палену привести его в себя. «Перестаньте ребячиться!» – потребовал он от Александра».