Читать книгу - "Облако - Гудрун Паузеванг"

Первые дни в Гамбурге Янна-Берта удивлялась, насколько обычно протекала жизнь вдали от Графенрайнфельда.

У Хельги, если не замечать траурной одежды, подавленного настроения, обоих Фримелей и ежевечернего отключения электричества, всё было как во времена прежних посещений. Янна-Берта получила отдельную комнату, достаточно белья и добротную тёмную одежду. Даже проигрыватель, не из дешёвых, поставила Хельга в её комнату, а к нему набор пластинок: классическая музыка от Баха до Орфа.

В гамбургских школах возобновились занятия, прерванные на три недели из-за аварии на АЭС. Хельга, преподавательница математики и химии, уходила утром и в полдень возвращалась домой. После обеда она часами сидела за письменным столом, готовилась к завтрашнему дню, писала письма или проверяла тетрадки. Много времени у неё уходило на поиск продуктов. Когда Янна-Берта попросила взять её с собой, та отказала: выведывать, выискивать, носиться туда-сюда и таскать тяжести — это ей пока ещё не по силам. Первым делом надо как следует отдохнуть.

Но отдых был недолгий. Хельга воспринимала свою ответственность очень серьёзно, бесконечно водила Янну-Берту по врачам — известным специалистам, подчёркивала она. После чего Янне-Берте пришлось проходить курс лечения, глотать лекарства и часами просиживать в клиниках. На все её вопросы доктора лишь пожимали плечами.

— У нас ведь нет почти никакого опыта в лечении лучевых заболеваний, — говорили они. — Вполне возможно, твои волосы снова отрастут. Но гарантировать этого мы не в состоянии.

Может быть, может не быть. Вечная неизвестность, которая так нервировала, так напрягала, так изматывала!

Много времени Янна-Берта проводила одна. Фримелей она избегала. Не знала, о чём с ними говорить. Между ними и Хельгой она ощущала нарастающее раздражение. Да она и сама его испытывала, прежде всего от безукоризненной Хельгиной самодисциплины, которой не желала подражать, и от высоких требований в том, что касалось образования, поведения и традиций. И Хельга так давила своей ответственностью!

Не прошло и недели, как Хельга заявила:

— Пора бы тебе снова в школу. А то столько пропустишь, что потом уже не нагнать.

Янна-Берта ужаснулась. Школа? Она о ней совсем забыла. И всё ещё чувствовала себя такой слабой и утомлённой. Даже ночи не приносили желанного отдыха, изводя её безумными и мрачными снами.

Но Хельга настаивала на посещении школы, и Фримели с ней соглашались. У Янны-Берты не было сил противиться. И Хельга записала её в ту школу, где преподавала сама.

Уже на следующее утро, с замирающим от страха сердцем, Янна-Берта отправилась на урок. Она оказалась не единственным новичком в классе. После возобновления занятий в него влились ещё трое беженцев. Практически в каждом классе было не менее двух новых учеников, большинство из которых потеряли своих близких. Таким образом, Янна-Берта не была исключением и, естественно, постаралась прибиться к группе эвакуированных.

В первый же день девочка из Бад-Брюкенау спросила её недовольно, если не сказать угрожающе:

— Чего это ты в таком виде красуешься?

Она показала на голый череп Янны-Берты.

— Мне что, стыдиться этого надо? — ощетинилась Янна-Берта.

— Стыдиться не надо, — ответила девочка. — Просто незачем свои проблемы выставлять всем напоказ.

Парень из Бамберга мрачно кивнул.

— Ты не одной себе вредишь, нам всем тоже, — добавила очень бледная девочка. — Надень хотя бы шапку, что ли! Мы ведь хибакуся, но не надо, чтобы это сразу же всякому было видно.

— Хибакуся? — удивилась Янна-Берта.

Она узнала, что так называли выживших после бомбардировки Хиросимы, а теперь — выживших после аварии в Графенрайнфельде.

— Я хибакуся, — сказала она своему отражению в зеркале и изучающе посмотрела на себя.

Даже без лысого черепа это было сразу видно — из-за её худобы и болезненности. На улице встречные старались обходить её стороной, впрочем, как и всех других, в ком подозревали лучевую болезнь. Эти свободные коридоры, открывавшиеся перед ней и перед всеми, кто посреди лета ходил в шапке или косынке! Эти бросаемые искоса любопытно-жалостливые взгляды!

Она быстро усвоила: никто над ней не насмехается, никто не ухмыляется злорадно, никто не кричит ей вслед гадости. Но также никто не хотел сидеть с ней рядом ни в школе, ни в автобусе. А Фримели рассказали о знакомых, которых в принудительном порядке пришлось вселять в квартиру, потому что её хозяйка наотрез отказывалась принимать эвакуированных.

— Им от нас становится не по себе, — объяснила девочка из Бад-Брюкенау. — Боятся, что мы их облучить можем. Наверное, так и есть.

Янна-Берта украдкой взглянула на корни её волос. На девочке явно был парик.

— Думаю, тут всё гораздо сложнее, — сказал парень из Бамберга. — После войны беженцев тоже не очень-то жаловали. Хотя они ничего не излучали. Моя бабушка из Силезии часто об этом рассказывала. Тому, кто спасся, видно, не очень приятно вечное напоминание, что другим повезло меньше. Что им без помощи не обойтись. И что они имеют право на помощь!

Вскоре Янна-Берта заметила, что в Гамбурге не всё так благополучно, как ей казалось в первые дни. По дороге в школу попадались длинные очереди перед продуктовыми магазинами. Это её удивляло. Однажды она поинтересовалась, за чем стоят.