Читать книгу - "Золото Хравна - Мария Пастернак"

Сами кресла — Высокое и Почетное — были привезены на той же ладье, а вместе с ними — и громадный сундук, сработанный знаменитым резчиком Яввалдом из Сетерсдала. Среди вязи перепутанных лент мастер вырезал на крышке сундука странных рогатых зверей с круглыми, точно сливы, носами, свисающими с печальных морд. Вильгельмине они казались забавными, но няня Оддню, проходя мимо, каждый раз осеняла себя крестным знамением — на всякий случай.

Кровать, как и сундук, сработана была в свое время мастером Яввалдом. До того как стать фамильным достоянием обитателей Елового Острова, она верой и правдой служила еще деду Орма, Орму Лодмунду Старшему.

Спинку кровати покрывала потемневшая от времени затейливая резьба. По нижним углам ее Яввалд изобразил двух рыбоподобных существ с крупной рельефной чешуей и страшными выпуклыми глазами. Из их распахнутых пастей, свиваясь, росли невиданные растения, стебли которых многократно расходились, сплетались и снова расходились. Встретившись в середине, они все вместе расцветали одним большим цветком, из чашечки которого, в свою очередь, выходили пять тонких тычинок — и спешили назад, навстречу стеблям, разбегались в стороны множеством новых переплетений, уследить за которыми глазу было уже не под силу.

В изгибе одного листа Яввалд из Сетерсдала вырезал небольшого усатого жука. Маленькой девочкой Вильгельмина, всегда любившая поваляться на огромной отцовской кровати, часто трогала своим тонким пальчиком круглую спинку жука и отполировала ее до блеска.

Кровать была столь высока, что к постели вела лестница в две ступени. Над нею на стене, на ковре из медвежьего меха, висели секира, три копья разной длины и круглый красно-бело-голубой щит с тяжелым выпуклым умбоном^[7]. Вильгельмина не раз спрашивала Стурлу: зачем ему они? Да еще те два щита и меч, что украшают стену гостевой горницы?

— Всякие бывают времена, — отвечал Стурла, пожимая плечами.

Сколько Вильгельмина помнила себя, Стурла — высокий, плотный, краснолицый — был для нее самым добрым и надежным из всех людей на свете. Так было всегда, с тех самых пор, когда он прижимал крошечную дочку к своей широкой груди или качал люльку, пока малышка орала во весь голос от желудочных колик, какие бывают у всех младенцев.

Няня Оддню полагала, что причиной того ужасного рева были проделки маленьких домовых бесенят, которые щекочут младенцев, щиплют, теребят и не дают им спокойно спать.

Сбегав на лыжах в церковь Святого Халварда (Вильгельмина появилась на свет в конце января, на другой день после мессы Паля^[8]), Оддню взяла у отца Магнуса большую бутыль освященной воды и каждый вечер кропила все углы в доме. Возможно, это возымело действие на бесенят: к трем месяцам Вильгельмина перестала плакать по ночам так безутешно. Она, правда, могла подолгу не спать, но молча. Лежала, сцепив крошечные ручки на животе, и смотрела на всех из колыбели огромными светлыми глазами.

Стурла налюбоваться не мог на свою дочку. Его обветренное лицо при взгляде на нее озарялось самой нежной улыбкой, а серые глаза наполнялись любовью. Никто не мог так понять ее, так утешить, никто не знал таких слов, какие подбирал для нее отец. Он никогда не наказывал ее, но Вильгельмине было достаточно видеть печаль на лице Стурлы, чтобы пожалеть о своих шалостях. Это, впрочем, вовсе не означало, что она не примется немедленно за новые проделки. Но Стурла не умел гневаться долго, и хмурое выражение на его лице вскоре сменялось улыбкой.

Еловый Остров находился вдали от других усадеб и хуторов, и Вильгельмина была мало знакома с соседскими детьми. По воскресеньям Стурла, его помощник и секретарь Кольбейн Тихоня — сын Гудмунда, Вильгельмина, Оддню и Кальв, переправив паромной ладьей повозку, запряженную парой лошадей — Рыжей и Толстоногим, — отправлялись в церковь на мессу.

Вильгельмина с детства любила бывать в церкви, любила эти поездки, красоту службы, стройное пение небольшого хора, вторящего глубокому голосу отца Магнуса. Там впервые увидела она Торлейва: одетый в белый стихарь хмурый черноволосый мальчик, намного старше ее, иногда прислуживал отцу Магнусу у алтаря. После мессы родители мальчика всегда подходили поговорить со Стурлой. Она знала, что веселую темноглазую женщину зовут Вендолин, а бледного высокого очень худого ее мужа — Хольгер. Стурла часто ездил к ним, но никогда не брал дочь с собой.

Кальв правил лошадьми, то причмокивая, то похлестывая вожжами по их широким крупам. Вильгельмина всегда сидела с ним рядом, вертела по сторонам головою в бархатной шапочке, расшитой ясно-голубыми цветами. Шапочку привез ей отец из самого Нидароса^[9]. Из-под шапочки спускались на худенькую спину пушистые пряди легких светлых волос.

Болтая ногами в вязаных полосатых чулках и в башмачках простой неокрашенной кожи, она с удивлением и интересом наблюдала, как дети бегают по зеленому косогору, по двору церкви Святого Халварда, по темной деревянной галерее, выглядывают через резные полуарки, визжат, толкаются и кидают друг в друга комья земли. Вильгельмина ничуть не грустила оттого, что они не обращают на нее внимания. Порой дети все же вспоминали, что существует на свете эта маленькая принцесса с Острова — дочь Стурлы Купца. Тогда они прыгали вокруг повозки и, будто не замечая окружавших Вильгельмину взрослых, кричали во все горло:

— Хюльдра^[10] едет! Хюльдра! Маленькая ведьма, преврати меня в жабу!

— А ну кыш, сорванцы, негодники! — шипел на них Кальв и грозил вожжами. — Вот сейчас сойду и всыплю вам!

Но Вильгельмина только смеялась.

Она с детства привыкла, что все ее сторонятся, и не задавала никаких вопросов. Стурла, сын Сёльви, знал, что делает, когда брал за себя Кольфинну, внучку старой Йорейд. Он любил свою невесту всем сердцем. Сплетни и пересуды, что летали от хутора к хутору и тревожили воображение населявших Городище издольщиков^[11], а особенно их жен, сестер и матерей, не остановили его. Мнения соседей и теперь его нисколько не занимали.

После смерти жены Стурла целиком замкнулся на своей дочери и на торговых делах в Нидаросе. Благодаря своему отцу и деду он считался одним из крепких местных бондов^[12], хоть и не имел в Эйстридалире никакой родни. Будучи человеком уважаемым, он всегда получал приглашения на пиры, свадьбы и поминки, однако почти никогда их не принимал. Если он заходил в «Красный Лось» пропустить кружку пива, его встречали с почтением, но редко кто из местных подсаживался к нему, дабы провести вечер в добрососедской беседе. И мало с кем из земляков Стурла Купец водил дружбу. Одним из немногих его друзей был отец Торлейва, Хольгер Халльсвейн по прозвищу Парень с Пригорков.