Читать книгу - "Герман - Ларс Соби Кристенсен"

– Так спать удобнее, – заявил Герман, поправил шапку и снова улегся.

Родители не стали приставать, все равно ему к врачу только в двенадцать. Шаги удалились на кухню, по радио заиграл орган и началось что-то душеспасительное.

Герман осторожно снял шапку, вывернул и осмотрел. Нашел три волоска и сложил их в ящик к остальным. Ощупал голову: новых проплешин не появилось. Решил заодно проинспектировать комнату – и тут только обнаружил, что глобус ночью упал с подоконника и разбился. Теперь он валялся под батареей тысячами частиц света, а маленькая лампочка внутри почернела и перегорела. Герман вспомнил свой сон, и ему чуть дурно не стало. Зато я впервые запомнил, что мне снилось, подумал он.

10

Мама сидела как изваяние, руки на коленях, и дышала тяжело и редко. Папа тоже был здесь, при костюме – черном, коротковатые брюки и кургузый пиджак, последний раз он надевал его на Рождество. Между ними на шатком стуле с острым краем зажали Германа. У него за спиной встала медсестра и громко чихала.

Доктор склонился над столом, пошмыгал носом, как будто борясь со слезами, потом поднял глаза, облизал губы толстым красным языком – и заговорил, ни на кого не глядя.

– К сожалению, анализы подтвердили наше подозрение. У Германа очаговое облысение, эта болезнь не угрожает жизни, но протекает таким образом, что волосы будут выпадать гнездами и в худшем случае выпадут полностью.

Доктор рывком встал из-за стола и подошел к Герману.

– Сними, пожалуйста, шапку.

– Нет.

– Я же не могу так ничего рассмотреть.

– Уже достаточно насмотрелись.

Включилась мама.

– Герман, сними шапку. Тут никого, кроме нас, нет.

Герман вцепился в шапку двумя руками.

Папа ослабил узел галстука, на лбу выступила испарина.

– Доктор не сможет тебе помочь, если ты не снимешь шапку, – прошептала мама.

– Помочь мне никто не сможет.

Медсестра подошла вплотную, коротко чихнула и наклонилась к нему.

– А хочешь шоколадку с марципаном?

Герман на секунду ослабил хватку; медсестра тут же сдернула шапку, отошла в сторону и от души чихнула.

– Гнилой приемчик, – процедил Герман сквозь зубы.

– Носить шапку все время вредно, – сообщил доктор и почесал нос. – Она препятствует естественному испарению влаги с кожи головы. Волосам необходим воздух! Плотно облегающие голову шляпы, шапки и платки плохо влияют на рост волос. Лучше всего ходить с непокрытой головой, Герман.

Медсестра отдала маме шапку и снова чихнула, не сдержавшись.

– Спорим, вы с доктором заразили друг друга? – сказал Герман. – Я даже знаю как.

Папа забарабанил по подлокотнику всеми пальцами, мама поспешно сглотнула короткий смешок, доктор покраснел от кадыка и выше. Он вооружился лупой и склонился над головой Германа. Время тянулось медленно, пальцы у него даже мягче, чем у Яйца, в волосах будто расползается дюжина виноградных улиток. Внезапно доктор взял и выдернул один волос. Герман вскрикнул и съездил ему по ноге. Доктор, хромая, вернулся за стол и прикрыл нос огромным платком.

– К сожалению, симптомы налицо. У Германа уже есть гнездо выпадения, вы наверняка видели.

Он показал выдернутый волос.

– Это так называемый булавовидный волос, они растут по краям очагов облысения.

– Булавовидный? – переспросила мама.

– Да, – ответил доктор. – И, в общем-то, наличие булавовидных волос говорит о том, что болезнь развивается, она в активной фазе. Герман, тебе понятно, что я говорю?

– Я хочу получить свой булавовидный волос назад.

Доктор посмотрел на него с недоумением, но протянул ему через стол волосок, Герман схватил его и быстро сунул в карман.

– А почему это случилось? В чем причина? – спросила мама.

– К сожалению, нам это неизвестно. Некоторые считают болезнь наследственной, другие говорят, что механизм запускают стрессы. – Доктор снова посмотрел на Германа. – Ты из-за чего-то нервничаешь? Что-то тебя сильно мучает?

Герман не отвечал.

– Может, что-то стряслось в школе? А может, приснилось тебе что?

Герман уставился в пол, на глаза давили две полноводные реки. В тишине было слышно, как в Атлантическом океане угорь скользнул в другую сторону.

Мама протянула к нему руку – почти прозрачную.

– Герман, если тебя что-то тревожит, скажи.

Он поднял голову, но посмотрел мимо доктора в окно.

– Я не хочу залезать на башенный кран.

Мама взглянула на папу, у папы дрожали губы.

– Но… ты не обязан никуда лезть… Не хочешь – не надо. Я все понимаю… Просто я думал…

Дальше говорить он не мог и уронил голову чуть не на колени. Герман боялся даже скосить глаза в его сторону. Доктор достал пачку бумаги. Мама ерзала на самом краешке стула.

– И ничего нельзя сделать?

– Нет. Это вопрос времени, только оно вылечит. И не верьте рекламе в журналах, это чистое жульничество. Маски и бальзамы принесут скорее вред, чем пользу.

– Но как быстро он?.. – мама прикусила язык и бросила взгляд на Германа.

– Может облысеть? Повторяю, мы мало что знаем об этой болезни. Бывает, что волосы потом вырастают снова. Но я не могу и не хочу ничего обещать. Единственное, что я могу предложить – это парик, когда придет время.

– Где цветок? – вдруг спросил Герман.

Доктор проворно обернулся к окну, и под распухшим носом нарисовалась кривая улыбка.

– Завял, – ответил он.

На выходе из кабинета Герману вернули шапку, он натянул ее поглубже и пристально посмотрел на медсестру.

– Хорошо ли вам спалось сегодня?

Потрясенная медсестра чихнула аж четыре раза подряд.

– Вы должны мне шоколадку, – напомнил Герман, выходя.

На улице Герман чуть было не прошел под лестницей-стремянкой, но мама вовремя схватила его. Они все трое задрали головы посмотреть, что происходит. Оказалось, старик, похожий на трубочиста, меняет название фильма на фасаде кинотеатра. От «Зорро» осталось только «о». Сковырнув и его тоже, старик достал ящик с буквами помельче, потому что в новом названии их должно уместиться гораздо больше. «Собор Парижской Богоматери» – вот что получилось под конец. Буквы от «Зорро» валялись на земле вперемешку: розор, оррзо, зорор. Старик слез с лестницы и сложил их в ящик.

– А где же новый «Зорро»? – полюбопытствовал папа.

– Как видите, на афише значится «Собор Парижской Богоматери». С Чарльзом Лоутоном. До восемнадцати лет вход воспрещен.