Читать книгу - "Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин"

— Все равно художник… А почему ты не подписал под ними названия? Было бы еще интереснее.

— Я сперва подписывал. Тонким карандашиком. Те, которые знал… Некоторые даже по-латински… то есть по-латыни… А потом стер.

— Почему?

— Да так… не знаю… Почерк у меня корявый, а они красивые. Показалось, что им обидно будет… А еще потому, что… ты не смейся только…

— Вовка, да ты что!

— По правде-то здесь не все бабочки настоящие. Некоторых я просто придумал… Сидел и придумывал, когда хотелось…

— Ну и что? Можно и к придуманным сочинить названия!

Вовка нагнулся и нерешительно глянул мне в лицо:

— Но это ведь было бы, наверно, вранье?

— Какое же вранье, Вовка?! Это же творчество! Раз ты придумал и нарисовал, значит, это есть уже на самом деле! Настоящее!

— Да? — Он все еще смотрел на меня, наклонившись вперед и вывернув шею. Недоверчиво и требовательно. И наконец улыбнулся: — Ладно, я попробую… — Захлопнул альбом и стал заталкивать его под футболку. Вождь-ирокез на его груди сердито морщился.

— Подожди! Посмотрим еще!

— А больше ничего нет, чистые листы… Зато есть другое, тоже непроданное. Сейчас покажу.

Опять он скакнул к «тайному хранилищу» и принес обшарпанный туристский монокуляр. Вроде половинки полевого бинокля.

— Я через него отсюда на окрестности смотрел. Как на моря-океаны… Хочешь поглядеть?

Я хотел. Но когда глянул в окуляр, оказалось, что в поле зрения коричневый сумрак и смутные тени.

— Темно почему-то…

— Ой, я забыл, там светофильтр!

— Плотный какой, — сказал я, сколупывая с объектива черное стеклышко в металлическом кольце.

— Потому что я через него затмение наблюдал. И просто так солнце…

Я помигал, помолчал, тряханул в мозгах календарные числа.

— О елки-палки… — Ладонью со светофильтром я огрел себя по лбу. — Опять вылетело из башки!

— Что? — испугался Вовка.

— Столько лет помнил про этот день, ждал его, а тут…

— Ваня, какой день? — осторожно сказал Вовка.

— Сегодня восьмое июня, вторник. В этот день Венера пересекает Солнце. Появляется на солнечном диске в виде черной горошины и тихо-тихо ползет к другому краю… Последний раз люди видели такое больше ста двадцати лет назад. А еще раньше это наблюдал Ломоносов, он тогда открыл на Венере атмосферу…

— Ой, я про это видел! В кино про Ломоносова, в многосерийном! — шумно обрадовался Вовка. — И сегодня, значит, опять?

— Опять… Хотя все равно не увидим. Вон какие тучи. Досада…

— А когда это должно начаться? — деловито спросил Вовка.

— Да началось уже… — Я глянул на часы. — В одиннадцать часов по нашему времени. И протянется до пяти вечера… — За такое время, может, развеет небо! Смотри, у нас и подзорная трубка, и фильтр, будто нарочно! Давай посидим, подождем, а?

— Ну, посидим… — Я понимал, что в эти дни надо во всем слушаться Вовку.

— Ты ведь никуда не торопишься?

— Куда мне торопиться… если не торопишься ты.

— Ну и правильно… Ты не бойся, те дела и без нас крутятся как надо.

«Пусть крутятся», — подумал я. И вдруг понял, что здесь мне хорошо. Сидел бы так и сидел, глядя на пасмурный горизонт. Будто мне одиннадцать лет и я на старом чердаке жду своих друзей-приятелей… Лишь одна досада продолжала глодать меня:

— Как я мог забыть про этот день! Ведь совсем недавно читал напоминание в новостях! — Ощущение виноватости было таким, словно я в давние годы, еще до армии, юный и робкий, назначил свидание Лидии и это напрочь вылетело из головы.

— Немудрено, что забыл, — по-взрослому рассудил Вовка. — Столько забот прикатило… Да еще я свалился на твою голову.

— Это же чудесно, что ты свалился!

Он засопел, придвинулся вплотную. Обыкновенный пацан Вовка Тарасов двенадцати лет. Будто приятель из тыща девятьсот восемьдесят седьмого года. Я ладонью накрыл его щуплое, очень теплое плечо. Он повозился и шепотом спросил:

— Вань, а почему ты много лет ждал этого дня? Что-то было загадано, да?

«Что-то было загадано. И у меня и у других… Или не было ничего, просто придумалось? »

— Ваня, расскажи, а?

— Тебе что, правда интересно? Он дернул плечом.

— А неужели же нет!

2

Ну что ж, подумал я, расскажу. Вовка же рассказал мне о своих бабочках. Значит, и я могу поделиться с ним частичкой своей тайной жизни. Такой, о которой не знает даже Лидия… Тем более что делать все равно нечего. Неизвестно, сколько ждать солнца…

— Я был тогда такой, как ты. Ну, сперва чуть помладше… Мы жили тогда в Тальске. Небольшой городок, большинство улиц старые и деревянные, вроде как здесь, вокруг Косого переулка. Правда, наша квартира была в блочной хрущевке, похожей на ту, где живет наш знакомый Аркаша… Жили втроем: я, мама и маленькая сестренка Лёлька. Отец умер, когда мне было девять лет, от какой-то неожиданной и скоротечной лейкемии. Непонятно, где он ее подхватил. Он преподавал биологию в местном пединституте, ни к какой физике, ни к каким излучениям отношения не имел…

— Мама и сестра и сейчас там живут? — тихо спросил Вовка.

— Да… В прежней двухкомнатной квартире, вроде моей нынешней, только поменьше. Сестра кончает пединститут. Боюсь, что замуж собирается… Наша пятиэтажка торчала в деревянном квартале, как большой пароход в тесной бухте среди мелких барж и баркасов. Мои приятели все жили в одноэтажных домах. Правда, среди тех домов встречались большие… Был такой дом и у моей одноклассницы Инки Веретенниковой. С обширным чердаком. И там оборудовали мы свое тайное помещение — то ли штаб, то ли кают-компанию. Собирались, устраивали чаепития, обсуждали всякие дела, сочиняли всякие истории… Ну, как водится…

Вовка кивнул.

Я продолжал:

— Потом, в армии, мне часто вспоминались эти времена. Там порой сильно тоскуешь по дому, по детству, даже если служба не слишком тяжелая. А может, как раз поэтому. Говорят, если выматываешься каждый день, тосковать некогда…

— Вань, а ты кем служил?

— Оператором в войсках спецсвязи…

— А что делал?

— Понимаешь, Вовка… об этом я не могу говорить. Даже тебе…

— Почему? — Он не обиделся, но, кажется, удивился.

— Мы там все подписку давали. Тут дело не в страхе наказания, а вроде бы как честное слово…

— Ну и ладно, — покладисто отозвался Вовка. — Ты лучше рассказывай про ваш чердак.

— Вот теперь я не знаю, как рассказывать… Как было на самом деле или как придумалось там, в армии…