Читать книгу - "Обыкновенная Мемба - Виталий Мелентьев"

Но Андрей недаром был мальчишкой с далекой планеты Земля. Он сразу, отчаянным усилием воли, поборол это ослабление и понял, что сказать что-нибудь необыкновенное на этой планете, скорее всего, он не сумеет. Это на Земле можно было поражать знаниями своих товарищей. А здесь все как-то по-иному.

Сделать нечто необыкновенное ему тоже не придется, хотя бы потому, что он еще не знал, что здесь обыкновенное, а что необыкновенное. Могло случиться и так, что то, что на Земле посчиталось бы необыкновенным, на Мёмбе оказалось бы самым заурядным и вызвало только усмешку. А быть смешным Андрей не хотел. Поэтому он, против обыкновения, промолчал, уставившись в удивительные, так никем и не описанные глаза Пепы.

Пепа конечно же заметила это внимание, потупилась и опять стала не то чтобы очень оживленной, а, скорее, деятельной. Ей, вероятно, тоже захотелось сделать что-либо необыкновенное. Но она предпочла что-нибудь сказать и потому напала на Крайса:

— Ты опять не занимался геометрией?

Голос ее звучал довольно противно и в то же время так, словно она имела некоторое право командовать товарищем. Андрей наверняка бы возмутился и в ответ сказал бы нечто ехидное. Но Крайс только чуточку позолотел:

— Ну понимаешь… мы тут… А тут как раз вы… И вот…

— В конце концов, это твое личное дело! Но ты понимаешь, что сегодня в клубе… Ребята опять станут смеяться.

Андрей и Валя переглянулись: какое отношение может иметь геометрия к клубу? Но Крайс и Пепа этого не заметили. Они только посмотрели друг другу в глаза и кое-что поняли, потому что Крайс вздохнул и пошел в домик, чтобы снова набрать номер повторной учебной программы «подобие треугольников».

А Пепа посмотрела на Андрея и вдруг поняла, что говорить ей совершенно не о чем. А когда девочке не о чем говорить, она начинает спрашивать.

Два лятуя в это время подошли друг к другу и стали играть. Один из них толкнул другого особенно сильно и при этом… нет, не заржал. И не замычал. Даже не заблеял и не захрюкал. Он издал очень странный дребезжащий звук, похожий на тот, что издает разладившийся громкоговоритель. Андрей невольно отшатнулся, Пепа засмеялась и спросила:

— Как тебе нравятся наши лятуи?

Но как спросила! Глаза у нее стали совсем маленькими, хитренькими и засветились темно-синими огоньками, она улыбалась удивительной улыбкой превосходства.

Андрей даже слегка вспотел под комбинезоном-скафандром. Еще недоставало, чтобы мёмбянка подумала, что он испугался этого ишачьего крика шестиногого, горбатого лятуя. И то желание, что родилось в нем — сделать что-нибудь необыкновенное, — окрепло. Он ощутил необыкновенный прилив сил и решимости, но, естественно, не подал и виду. Наоборот. Он небрежно сообщил:

— Так себе… Бегают медленно.

— А у вас быстрее?

— У нас нет лятуев.

— А лятуев ни у кого нет! — гордо ответила Пепа. Глаза у нее посветлели и широко открылись. — И не может быть, потому что их вывели только на Мёмбе.

— Ну и что? А бегают они все равно медленно.

С Пепой что-то произошло. Она как бы подросла, стала тоненькой и отчаянной. Глаза светились пронзительно-голубым и жгучим огнем. В них мелькнуло нечто похожее на сожаление, а возможно, даже на презрение.

— Что ты можешь понимать в лятуях, если их нигде нет и сравнивать их просто не с чем?

— Ну и что? — не сдавался Андрей. — Я же здесь на нем ехал? Ехал. И медленно ехал.

— Так это ты с Крайсом ездил. А он боялся, что… растрясет тебя. Ты же с другой планеты.

Теперь не только во взгляде, но даже в ее тоне проскользнуло нечто презрительное, и стерпеть этого Андрей, конечно, не мог. Все то, что требовало в нем совершить нечто необыкновенное, окрепло и стало непреодолимым. Он не мог позволить, чтобы серебряная девчонка вообразила, что у них, землян, нет ничего получше этих шестиногих пушистых уродцев.

— Ну и что, что с другой планеты? У нас, знаешь… даже слоны есть! Не то что лятуи… Горбатики.

— Ну и что ж, что слоны? — не сдавалась Пепа. — У них, у твоих слонов, сколько ног?

— Четыре.

— А у лятуев — шесть! Значит, и бегают они… в полтора раза быстрее.

— У нас есть еще сороконожки, а они… почти ползают.

— Конечно! Сорок ног! Они же мешают друг другу! Запутаешься! А у лятуев — шесть, и все в деле. Знаешь, как они быстро бегают?! По любой местности.

— Да знаю я! — уже заражаясь Пепиным презрением, отмахнулся Андрей. И вообще глаза у Пепы не казались ему красивыми — обыкновенные светленькие глазки цвета полуденного июльского неба, ничего интересного. Да еще и задается. — Ездил! Бегать они, как нужно, не умеют. Тоже… заплетаются ногами.

— Да ты просто не ездил как следует, — протянула Пепа и скривилась так, что показалась Андрею прямо-таки уродливой. Надо же, как может изменяться человек! — Вот если бы ты хоть раз проскакал на лятуе как следует, вот тогда бы…

— Ну давай… проскачем, — не совсем уверенно, но довольно нахально предложил Андрей, в душе надеясь, что Пепа, как настоящая девчонка, откажется.

Но Пепа не отказалась. Она выгнулась вперед, как тростиночка под ветром, необыкновенные ее глаза стали совсем огромными, в пол-лица, и засветились отчаянным синим огнем.

— Давай! Давай проскачем! Садись! — закричала она, подбежала к одному из толкавшихся лятуев и легко вскочила в седло. — Давай. Ну же!

Что оставалось делать Андрею?

Он не очень уверенно взялся за луку седла и, высоко задирая ногу, попытался вдеть ее в стремя. Но стремя крутилось и отскакивало.?

— Эх ты! Да ты вскочи! Вскочи на лятуя! — кричала Пепа и крутилась в седле, как веселый и безжалостный чертенок.

Собрав все свое мужество, все силы — а вот силы почему-то оказалось маловато: она как-то растерялась, растеклась, — Андрей уцепился за седло, подпрыгнул и стал карабкаться на лятуя. Лятуй оглянулся. В сизых, отдающих в багрянец его глазах, как серпик месяца, обозначился белок, и оттого лятуевская морда стала хитрой и насмешливой. Он даже губы растянул, как будто посмеивался над Андреевыми стараниями.

— Андрей! — сказала Валя тем самым противным тоном, которым Пепа спрашивала у Крайса о геометрии. — Мне кажется, что ты чересчур увлекаешься.

Какое уж тут увлечение! Сплошной позор. Стояла бы и молчала, так нет. Обязательно выскажется в самый неподходящий момент.

Если бы Валя не окликнула его, Андрей, может быть, и вскарабкался бы на лятуя. А то он невольно расслабился и стал сползать.

— А тебе какое дело? — разозлился он. — Ну и пусть увлекаюсь!

— Но ведь ты действительно никогда не скакал на… лошадках! — возмущенно сказала Валя. — И кому нужны твои дурацкие соревнования?

Ее самые обыкновенные земные глаза сверкали болью и обидой. Но Андрей не замечал этого сверкания.